Пятница, 29.03.2024, 17:15 Приветствую Вас Гость


Венлан, дом темной эльфийки Квилессе.

Главная | Регистрация | Вход | RSS
Карта Венлана
Перекресток дорог
Проза [153]
Мир фэнтези, то, о чем мы мечтаем.
Стихи [79]
Стихи, написанные нашими участниками
Рисунки [7]
Рисунки наших участников
Все о "Вастелине колец", "Сильмариллионе", эльфах и хоббитах. Миры Средиземья. [0]
Все о "Вастелине колец", "Сильмариллионе", эльфах и хоббитах.Толкиен и его миры.
Звездные войны. [39]
Все, посвященное Звездным войнам, темной и светлой сторонам силы
Мир КБЗ. [5]
Все, что касается КБЗ.
Сильфиада. [0]
Сильфиада, и все с нею связанное.
Фанфики [32]
Комикс Квилессе [3]
комиксы моей ручной работы ;-)
Поиск по сайту
Таверна
Теги
Статистика
Яндекс.Метрика
Рейтинг@Mail.ru
Народу в Венлане 1
Странствующих Менестрелей 1
Хозяев Венлана 0
Добро пожаловать!
Главная » Статьи » Проза [ Добавить статью ]

Кинф, блуждающие звезды. Книга первая. Плеяда Эшебии. Глава1.НАЧАЛО.

                                         ********************************************

 

Теперь перехожу к самому интересному в этой истории.

Ну, с нами-то все понятно: мы, переодевшись в пакефидцев, шлялись по стране с группой исследователей (да и отдельно от них), всюду совали свой нос и искали возможное место того непонятного временного переброса - что это такое мы понятие не имели, но посмотреть хотелось. А вот она-то…

Она тут вообще была не при чем. И даже её здесь не было. И она, наверное, никогда не бывала тут, в нашей Вальхалле. Запутал? Сейчас объясню.

Она была неудачницей (Ничего себе, объяснил! Ко всей путанице прибавил ещё и это! Ты, Белый, яснее выражайся, а то тебя, как писателя, на мыло…),притом классической. На вечеринках на неё обязательно что-нибудь проливали и опрокидывали, на лестницах у неё ломались каблуки на новых туфлях, на работе обязательно раз в неделю что-то замыкало, и стол встречал её дымом, шипящим оплывшим пластиком и тучами искриз всех ящиков… в общем, та еще жизнь была у бедолаги. Для совсем уж классической неудачницы – бедняжки ей не хватало лишь очков в жуткой оправе на носу, а так – все по писанному.

Итак, девушка-неудачница. И она вовсе не удивилась, когда однажды нашла в своем столе странную записку – сделанную, кстати, не на электронной карточке, а на бумаге. Обыкновенной бумаге, какую уже лет сто никто не использовал в её конторе.

На грубой шероховатой поверхности были наклеены неровные буквы, вырезанные - опять же! – наверняка допотопным неудобным инструментом из железа, с ручками из пластмассы (или же просто покрытыми густым слоем облупливающейся зеленой краски…), называемыми «ножницы», и вырезаны они были из допотопных журналов, какие, может быть, сохранились в Доме Знаний на самом верхнем этаже, где мыши-уборщики ежедневно ломались, не успевая истреблять сладковатый запах бумажной пыли.

Она лишь устало ругнулась, скользнув взглядом по трем коротеньким словам, составленным из разноцветных квадратиков.

«Я тебя убью».

Так просто – я тебя убью. И все. Никаких объяснений.

Отругав как следует любителя старины, чертова идиота, она скомкала листок бумаги и кинула его на пол. Три мыши-уборщицы вцепились в белый комочек, и через минуту его не стало.

«Опять какой-то идиот решил меня столкнуть на линию, - хмуро подумала она, разглядывая сумочку, в которой лежал газовый баллончик. – Ну и пусть толкает! Черт с ним!»

Она открыла ящик стола и достала все, что ей нужно было для работы, и…

 

                                                     ******************************

 

Во дворце царило оживление; издалека, с дороги, был виден крепостной вал, а за ним черные стены, на которых то тут, то там, загорались золотые квадратики окон – сонки готовились к приезду гостя. Узкие переходы были похожи на муравьиные тропки – слуги-сонки сновали туда-сюда, волоча тысячи вещей, нужных и не нужных. И все этим мельтешением и хаосом командовал неутомимый Чет.

- Эй, вы, там, у баллюстрады! – орал он через весь зал, который торопливо приводился в порядок ордой сонков. – Сильнее трите эту сажу, мрамор должен блестеть!

Раньше, при короле Андлолоре, это был самый прекрасный зал из всех залов; он и теперь сохранил былое величие. Огромные колонны, хоть и закопченные (иногда царю готовили еду прямо здесь же, разводя костер посередине зала), были почти не тронуты, мраморные плиты пола, наспех выметенные и отмытые, ещё хранили былой рисунок – светлые лики богов, составленные из мозаики, - ступени у подножия трона все ещё были украшены резьбой, и каменные львы по бокам скалили зубы… Эх! Но где былая воздушная белизна, изящные драпировки, ковры и цветы, зеркала и хрусталь?

Сонки приволокли шелковые подушки, какими-то подобиями ковров застелили дыры в полу (там, где раньше золотом и изумрудами были выложены имена династии Одинов), кое-как прикрыли голые стены трофейным оружием…Чет, взъерошенный, черным вороном метался с лестницы на лестницу, раздавая пинки и тычки, и его плащ развевался за спиной, как крылья:

- Уберите эти жалкие лохмотья! – орал он, выбив из рук сонка вазу с какими-то нелепыми колючими цветами. Вода окатила его парадный плащ, попала на черный халат, промочила пушистую, из блескучего меха безрукавку и добралась до нижней рубашки (скажи проще – Чет облился с головы до ног и промок насквозь. Вот спасибо, подсказал!), но царь словно не замечал этого; в пылу приготовлений не замечал он и того, что ему то и дело наступают на ноги, толкают, оставляя синяки на боках, тычут в него тупыми саблями, кое-как заткнутыми за пояса. – А вы, идиоты, куда прете ковер?! Закройте им дыру у трона! Больше, больше подушек у пиршественного стола…Вы, олухи, я не хочу опозориться! – орал он, попинывая не к месту довольных сонков (а они и правда были рады: царь, хоть и ругался, был доволен, а значит, они раз в кои-то веки угодили ему, ничего совершенно не делая для этого). Его черная борода встопорщилась, волосы растрепались, царский венец    съехал набок, но сам он был оживлен и весел, словно наступил праздник.

- Советник! – закричал Чет, и, скользкий как угорь, сонк вынырнул из толпы работающих и угодливо заегозил рядом. – Как думаешь, что нам сулит приезд принца? Не забудь, он – регеец, пакефидский принц!

Сонк – опрятный, необычно подтянутый для сонка, даже приятный на вид, - задумчиво пригладил волосы и поправил какую-то одному ему видимую складку на одежде.

- Пакефидский принц – это хорошо,- задумчиво произнес он, пытливо – настороженно вглядываясь в оживленное лицо царя. – Если он едет один, да еще и с такой маленькой свитой, то наверняка он едет с дипломатической миссией. А таковая миссия из Пакефиды – это вдвойне хорошо. Заключать какие-либо договоры с такими странами, как Мирные Королевства…

- Я знал, я знал, - Чет готов был плясать от радости, даже подпрыгивал, отчего его многочисленные побрякушки - подвески, цепочки, пряжки, - издавали звон. – О, я знал, что эта Эшебия приведет-таки меня к величию! Пусть теперь катятся к чертям эти упрямые эшебские мастера, пусть скрываются по подземным шахтам – сюда придут наемники, целые полчища работников из Пакефиды, и они будут для меня разрабатывать рудники, ведь Эшебия стоит на золоте, копни – и добудешь, - и строить замки, прославляющие меня в веках, и я буду богат, сказочно богат, и я вернусь, вернусь в Пакефиду, но не как жалкий царек засранной страны, а как равный им, как Чет Великий!!!

Дело в том, что начал свою карьеру Чет простым пакефидским угольщиком; отца-матери своих он не знал, добрые люди отдали его в подмастерья, чтоб его обучили, и чтобы ему было бы на что жить.

Многие лета его прошли серо и однообразно – крик сизого петуха на рассвете, клочья тумана в ложбинке над крышей ветхой, пахнущей плесенью и сыростью избушки, покосившейся от старости и насквозь проточенной червями, алая полоска рассвета над вершинами смолистых столетних сосен, блеклое серо-голубое небо, словно выцветший лоскут старого шелка, плошка дымящейся фасоли с морковью и пыльная дорога – дорога туда, в лес, где можно было бы раздобыть угля.

Незаметно, непамятно он женился – попросту украл первую попавшуюся женщину из близлежащего селения. Жена его отнеслась к тому спокойно и, нарожав ему пять штук детишек (из которых, впрочем, четверо померли во младенчестве), так же спокойно ушла в Последний Путь…

Кто знает – дочка ли, подросшая и поумневшая, подсказала, или сам он додумался, но вскоре после смерти жены зачем-то он вздумал разыскать гонимое всеми племя злобных воинственных сонков, и… ну, все мы помним, к чему привело их единение.

Зал был отмыт и отчищен, кости и мусор были выброшены. Сонки отмыли и отполировали даже Чиши, и он стал еще гаже. На столы поставили настоящие цветы в старых бронзовых вазах, приборы и посуду добыли в личной кладовой Чета, несказанно довольного, потирающего руки.

 - Можно подумать, у нас праздник, - мрачно произнес кто-то, и Чет, мгновенно разозлившись, стремительно развернулся, занося руку для удара…но бить не стал: перед ним стояла его дочь, принцесса Тийна. Мрачно горели карие глаза её, темные брови сошлись на переносице, и пасмурно было лицо под синим, как ночное звездное небо, покрывалом, расшитым золотом и скрепленным в черных, смоляных волосах золотыми же застежками.

 

                                      ********************************************

 

- Ты уверен, что ждешь гостя, а не врага? – мрачно спросила Тийна, играя ниткой бус, спускающейся с её пояса. – Вспомни-ка, как любят Драконьи выкормыши простых людей. А эта птичка, которая летит к нам – драконий принц.

- Ой, вай, дочь моя! – отмахнулся Чет, нахмурившись. – Пора забыть. Мы сами были виноваты. И нынче мы правители Эшебии, а не кнента в Мирных Государствах. Зачем бы этому принцу нести нам войну? К чему Пакефидским государствам ссориться с Эшебией?

- Я смотрела на звезды, - ответила Тийна, опустив свободно руки. – Они пророчат мне гибель.

Широкие синие рукава скользнули по тонким запястьям и накрыли белые пальцы, унизанные серебром, и Чет, поморщившись, оторвал взгляд от драгоценных браслетов и колец на руках дочери.

-  Тебе? – переспросил он. - А мне?

- Не знаю, - буркнула Тийна. – Но я…

-  Ты – женщина, -  перебил её царь. – А он – рыцарь.  Еще бы тебе не погибнуть! – он отстранил её. – Иди-ка, переоденься! Надень что-нибудь повеселее, что ли.

- Отец! - она вспыхнула до корней волос. – Да что с тобой?! Или боги забрали твой разум?! Ты ведешь в дом врага, а мне приказываешь надеть праздничное платье?

- Иди! – прикрикнул на неё Чет, злясь. – Мне знать лучше. Если он действительно враг, то это послужит нам лишь защитой. Пусть думает, что ему тут действительно рады. А, может, он вообще засмотрится на тебя и забудет, зачем приехал?

Тийна покорно склонила голову, покрытую синим покрывалом, и неслышно вступила в тень тщательно отмытой статуи Чиши.

О, боги, за что караете?! Что за затмение нашло на Чета?! Разве хоть раз обманывала его Тийна, разве хоть раз лгали её пророчества? Горько сетовала принцесса, бредя в свою комнату; под дорогими сафьяновыми туфельками с подкованными каблучками звонко цокали ровные плиты винтовой лестнички, громилы-сонки расступались перед тонкой фигуркой в синем, а старый горбатый карлик-урод бережно поднимал с пола её шлейф и длинную фату, прикрепленную к покрывалу золотыми брошами-жуками с жемчужными глазками.

-  Что случилось, принцесса? – гортанный приятный голос раздался у неё над ухом, коверкая и без того неуклюжий сонский язык. Он раздражал, и Тийна, не раздумывая, влепила пощечину прежде, чем как следует рассмотрела лицо говорившего, полускрытое тьмой. Шут, задумчиво потерев побитое место, залитое краской, пожал плечами.

- А много ли потеряет свет, если приезжий завтра вздернет тебя на башне?

Лицо Тийны под темной вуалью вспыхнуло багровым румянцем, она яростно сжала кулаки:

- Молчи, раб! В моей воле приказать отрубить тебе голову!

- Но не в твоей воле исполнить это, - лениво бросил он в злобные глаза. – Я хотел лишь узнать, не могу ли я чем помочь, но ты предпочитаешь пить яд обиды одна, как я вижу. Ну так пей, скорпион, пей до дна! Но, говорят, и эти твари издыхают, отравившись.

Он бесцеремонно оттолкнул её и сбежал вниз по лестнице. Тийна яростно вырвала шлейф из рук карлика и, ворвавшись в свою комнату, громко хлопнула дверью.

Верхом роскоши была комната принцессы, верхом роскоши и богатства; что стоили ковры по сравнению со стенами, на которых висели – на стенах с сохранившимися золотыми ликами богов с жемчужными глазами и губами; что стоили изысканные меха по сравнению с полом, на котором лежали – с полом, покрытом бронзовыми пластинами, украшенными диковинными узорами и старинными священными письменами? Что стоили жаровни из золота и курильницы, украшенные крупными рубинами, по сравнению с благовониями, что жглись в них? И что стоили все эти золотые и серебряные украшения, подмигивающие разноцветными глазками драгоценных каменьев из причудливо изогнутых завитушек – все эти тяжелые серьги в виде чешуйчатых ящериц с изумрудами вместо глаз и подвесками, свешивающимися из пасти на золотой цепочке, все диадемы и венцы, блистающие чистейшей воды бриллиантами, все вензеля, причудливо переплетенные, в которые вкраплены были янтарь и прозрачные изумруды, эти бесценные коралловые, рубиновые, жемчужные и янтарные бусы, грудами лежащие на дорогих подносах, браслеты – широкие, массивные обручи и тонкие, легкие стопки звенящих колец,  скрепленные легкой цепочкой, - что стоили они в сравнении с ларцами, в которых лежали, с ларцами, выточенными из цельных кусков чистейшего горного хрусталя, с прожилками золота?

Но даже это великолепие не могло зажечь улыбки на лице Тийны; и не хватило бы богатства всей страны, чтоб оплатить её радости. А потому, сорвав покрывало, принцесса ринулась к зеркалу и со слезами на глазах смотрела на себя в ярком свете факелов по бокам от темной резной рамы.

Левую щеку красавицы Тийны искорежил жуткий багровый шрам, мерзкий и рваный, неровный, отчего щека стянулась и перекосилась; и это зрелище наводило смертную тоску на принцессу.

Этим шрамом наградил её когда-то давно Дракон, тот, которого отец её жег в подвале. Неизвестно, как дознались драконьи приемыши о том, где он, но они дознались, и выпустили его. И он улетел (Но обещал вернуться. Милый, милый…). И вернулся – да не один, с войсками, и пожег их с отцом замок. А её, юную красавицу, перепуганную, полузатоптанную, в разорванном платье, с порванным ухом (зацепилась где-то серьгой, да там её и оставила), со всклоченными волосами поймали окружившие замок воины, и отдали на суд своему господину.

Он ухватил её своей стальной лапой, и навек запомнила она блеск безумных глаз его, жаждущих крови.

- Что, страшно умирать? – прошипел он. – Молода, красива, гореть не хочется… Куда только подевалась твоя надменная жестокость? Подлое ты существо, самое подлое.

И он острым когтем – тем, что обычно рисуют Драконы знак свой на запястьях любимых принцев, даря им каплю своей крови, - распорол ей лицо, и вздрогнула горящая равнина от крика её, и затрещали волосы на её горящей голове. А он кинул её на землю и улетел.

Молодой был Дракон, злой. Старый бы просто убил.

Колдуньи, у которых училась Тийна, вылечили голову её, и отросли заново волосы, но вот шрам, начертанный Драконом, ни одна из них заговорить не смогла.

И стой поры ни один мужчина не смотрит на Тийну; хоть и прекрасны глаза её, и вьются, словно вешние ручьи, сбегающие с гор, её черные кудри, рассыпавшиеся по плечам, и нос словно выточен искусным резчиком, и губы, словно спелые вишни – нет, никто не смотрит на неё. Потому что ни для кого не секрет, отчего носит принцесса Тийна черные вуали. И этим попрекает её Чет – знает он, как легко влюбляется дочь его, погибая в этом чувстве, и как косо смотрят на неё воины, считая уродом.

А Шут…

Это был тот человек, в которого влюблялась каждая женщина, и служанки с кухни, и наложницы из гарема. И каждую не обходил он вниманием: служанок щипал за бока, наложниц страстно ласкал и целовал, прижав где-нибудь в темном уголке.

И лишь Тийну избегал; не заговаривал с ней лишний раз, не смотрел в её сторону. Легко она влюбилась в него – и как было не полюбить такого красавца! Хорошо сложен, строен, красив лицом, смел, остер на язык и весел – а уж что рассказывали бесстыжие наложницы о нем, вечером оставаясь одни в своих покоях!

И, к тому же, он был родовит.

Порода чувствовалась во всем: в посадке головы, в тонком гордом профиле, в форме рук и ног… мучительно кусала губы Тийна, со слезами рассматривая себя в зеркало, поминала жуткими ругательствами Дракона, и думала – ну, отчего же не смотрит на неё Шут?! Ведь даже одноглазую посудомойку он не далее, чем вчера, на кухне осыпал комплиментами, не побрезговал… чем же нехороша для него принцесса?

Об этом и спросила она его, потеряв от любви голову и остатки гордости.

Холодно поглядел он на неё. Равнодушны были его зеленые глаза.

- Принцесса? – переспросил он. – Что-то не вижу я тут принцессы. И дело не в твоем шраме, поверь. Ты, прости уж меня, просто хорошенькая замарашка из варваров, которую слегка отмыли и нацепили тряпок покрасивее, но ни эти тряпки, ни дорогие побрякушки не сделали тебя принцессой. Ты грубая и невоспитанная, злая, как голодная собака, пинаешь ногами слуг и выражаешься такими словами, которых не услышишь даже в казарме у солдат. Ни разу я не видел и тени нежности в твоем лице, даже своих верных псов ты со злобой гонишь прочь, когда они выпрашивают у тебя кость со стола. Нет в тебе ни женского лукавства, ни загадки, ни прелести. Только глупое, ни на чем не основанное высокомерие. С тобою не хочется говорить, потому что все твои разговоры – либо болтливая похвальба, либо злоба, полная ядовитой желчи. Нет в тебе и королевского величия, достоинства, которое украшало бы тебя больше, чем все эти никчемные побрякушки, и не будет, как ты ни пыжься. Чем ты хочешь понравиться мне? Да еще и этот шрам. Он не самое уродливое, что я видел на свете, но, думается мне, что заработала ты его не от большого ума. Так зачем мне злая, грубая, глупая, невежественная и уродливая баба?

Так ответил Шут; и крепко запомнила это ответ Тийна, и возненавидела Шута так же пылко, как любила.

Ибо есть на свете женщины, которые могут быть только врагами, и не могут этого изменить никак.

Крепко выругавшись, швырнула Тийна в зеркало тяжелый браслет, но зеркало лишь загудело в ответ. Оно был из бронзы.

Синей тенью метнулась принцесса к звездным занавесям, и, отдернув их, оказалась перед белым мраморным пьедесталом, укрытым тончайшей черной тканью. Сорвав покрывало, она на секунду зажмурилась от яркого голубого света, хлынувшего от кристалла величиной с кошачью голову, круглого, тщательно ограненного чьей-то трудолюбивой рукой. Бережно взяв его в ладони, она почувствовала, как его волшебное тепло пропитывает ей кожу, и спросила:

- О, Свет, скажи, кто едет к нам? – при её словах голубоватая муть зашевелилась, ожила, и ровный голос сияющего пророка ответил ей:

- Враг. Смерть.  

- Кому, кому несет он погибель?

- Тебе.

- Но за что?!

- За смерть раба.

- Кто же пожелает смерти какого-то презренного раба?!

- Сами приезжие.

- Так при чем же тут я?!

Кристалл молчал.

- А отец? Кто погубит отца?

- Принц Крифа, и принцесса Кинф.

- Да они же пять лет как мертвы!

Кристалл снова равнодушно молчал.

- Ты говоришь сегодня чушь! Ты врешь! – закричала Тийна в отчаянии. Руки её тряслись, кристалл мелко позвякивал о кольца на её пальцах. – Как мне спастись?

Кристалл молчал.

Дрожащими руками водрузила принцесса голубой бриллиант на место и накрыла покрывалом. Свет погас, и не стало видно ни стульев, ни столов в маленькой тайной комнатке, и принцесса стояла в темноте. Что ей было делать? Дворец готовился принять гостя, и ей тоже было велено готовиться.

 

 

И все-таки, никакой из тебя сказитель, друг ты мой Саня! Вот, понаписал чего попало, и снова нужно пояснение, вставку то есть делать надо. А нить-то, нить-то повествования рвется! Дай-ка я вступлю. Итак…

Забегу немного вперед – или назад? Запутался.

А так хотел все объяснить! Зануда.

Но-но! Не умничай! Словом, то, что расскажу я сейчас, произошло много раньше, и по ту сторону гор Мокоа, откуда родом и Чет, и его дочка.

И речь пойдет о том, как она заработала этот треклятый шрам, так портящий ей жизнь – а мы с Белым принимали в том непосредственное участие и были, так сказать, виновниками случившегося с ней несчастья.

Значит, летели мы над равниной.

Изредка, чтобы никто не подумал, что мы действительно бездомные, мы говорили во дворце Дракона, что отправляемся к престарелой матушке, и улетали домой, на матушку-Землю.

Но потом всегда возвращались.

- Снова дождь, - бурчал я, разгребая драгоценную зелень по дну сундука – а не так уж её у нас много, если разобраться! – Нас однажды кинут в Огненный Каньон, потому что мы всегда являемся в дождь. Люди ведь могут подумать, что мы его вызываем, и нас обвинят в колдовстве... Это уже скоро народной приметой станет, как в анекдоте про чукчу!

Внизу, по серому каменистому полю, неслись люди, с воплями подпрыгивая и кидаясь чем-то. Притом метили они точно в нас.

- Чего это они разбушевались? – с удивлением бормотал я, наблюдая на всех экранах слежения искаженные яростью лица. Санька (Белый) пожал плечами, хихикнул и нацепил лохматый парик – а он уже почти все регейское платье надел, остался лишь плащ да меч. И сидит теперь перед пультом управления этакий регеец, пакефидский принц, лохматый, в зеленом кафтане с жемчугом по вороту, в алых шароварах (сочетание – кошмар! Но что поделаешь, коль таковы цвета правящих домов, которым я присягнул – и на что склонял Белого), длинной, до колена, меховушке-безрукавке, вместо ворота – обруч золотой, с застежками с янтарем. Сапожки вот тоже золотишком изукрашены… Да тьфу, каким золотом?! Не золото в Пакефиде ценят – зеленый неизвестный мне металл. Легкий он, как дерево высохшее, но прочнее закаленной стали, и красивый, как небо звездное, сжатое в горсть.

- Да кто их знает, неразумных, - ответил было Белый, но тут ка-ак что-то грохнет, и прямо нам в пузо! Мы с ним от толчка разлетелись в разные стороны, как кегли, и наш «Пегас» начал падать.

- Что такое?! – заорал теперь и Белый, перекрывая своим трубным ревом рев аварийной сирены; он выполз из-под свернутого кресла и вцепился руками, унизанными местными перстнями, в пульт, но тщетно: то ли действительно ничего уж поделать было нельзя, то ли эти перстни сильно мешали двигаться его пальцам, да только факт остается фактом: «Пегас» его не слушался.

Я, еле отодрав себя от пола, тоже заорал, еле себя самого слыша из-за грохота и гула – орала сирена, трещали все приборы, и все это сопровождалось вылетающими из всех щелей облаками очень красивых искр.

- Кажется, по нам стрельнули из пушки! Хотя откуда пушка у этих варваров?! Олухи, идиоты, болваны!

Я все-таки занял свое место, но, несмотря и на наши совместные усилия, корабль нас не слушался; мы снижались с реактивной скоростью.

- Все, кранты нам! – завопил Белый, всеми конечностями вцепившись в кресло и зажмурившись. Я тоже зажмурился за компанию и мысленно распрощался с белым светом. Далее был ужасный удар, меня швырнуло, я треснулся головой об пол – и тишина.

Очнулся я скоро; Белого тут уже не было, он, видимо, выполз наружу, осмотреть повреждения. Я встал, почесался – на голове а-агромная шишка была.

Вернулся Белый, мокрый, мрачный, и весь увешанный зелеными побрякушками, как новогодняя елка игрушками.

- Паршиво дело, - мрачно оповестил он. – Придется нам пешочком шпарить до самых Мокоа, искать наших, чтобы перенести «Пегас» на станцию.

- И чего ты этих побрякушек нацепил? -  внезапно удивился я. – Брось их!

Видимо, удар как-то отрицательно сказался на моих умственных способностях (а кто тебевообще сказал, что эти способности у тебя когда-либо были?! Эй, эй, вот попрошу без этих ваших штучек!), потому что Белый многозначительно покрутил пальцем у виска.

- А жить ты на что будешь, пока мы с тобой будем скитаться по свету? – спросил он. – Их же продать можно!

Но все же половину выбросил – а то мало ли, вдруг такое обилие золота привлечет чье-то нежелательное внимание, и его ограбят?

Мы вышли наружу. Было уже темно. «Пегас», грязный, забросанный мхом и ветками, весьма мог сойти за скалу. Под маскировочной оболочкой – она худо-бедно, но работала. На небе снова собирались тучи, и ни единой звезды видно не было.

На гору, куда мы упали, карабкались несколько огоньков, изредка кто-то перекликался, и Белый возрадовался, что наиболее броские вещи оставил в сундуке. А то вдруг прямо сейчас грабить будут?!

- Нас ищут, - определил я. – Точнее, «Пегаса». Что делать будем?

- Да ничего; покажемся им, и все, - ответил Белый.

Мы присели у «Пегаса» и принялись «их» ждать; «они» перекликались уже где-то за камнями, блеснул близкий факел, и мы зажмурились от яркого света, ударившего нам в глаза.

- Эй, вы кто такие? – резкий, грубый голос, вульгарное регейское наречие. И удушающий запах чеснока и кислятины. Я, прикрыв глаза, ответил:

- Мы простые странники, Зед и Торн, сбившиеся с пути.

- Куда вы идете? – из темноты снова дохнуло чесноком, и я сквозь ресницы увидел силуэт, обведенный дрожащим алым заревом.

- По Пакефиде мы путешествуем, - грубым голосом ответил Белый, смачно плюнув в землю, и высокий бородатый мужик в коричневом поношенном одеянии, с обрывками шкур на могучих плечах и в грязной войлочной шляпе а-ля колпак, выступил вперед. Осветив нас своим истекающим жиром факелом, он покачал головой:

- Ох, уж мне эти странствующие рыцари! Все беды от них!

Нет, это он нам говорит!

- Небось, в драконьи принцы метите? – продолжал он с непонятной неприязнью в голосе, оглядывая нас. – Ишь, как разоделись!

- Да нет, - смиренно ответили мы, совершенно не понимая, куда попали – не было еще такого в Пакефиде, чтобы люди не почитали и даже ненавидели Драконов. – Где уж нам?

- Они знаешь, какие выскобленные? – грубым голосом добавил Белый, харкнув еще более смачно. «Выскобленные» на местном жаргоне означало примерно то же самое, что и «крутые».  Этому – плевкам и жаргону, - Белый научился у простых деревенских парней, и нам поверили.

- Ладно, - проворчал наш неожиданный знакомый. – Тогда идемте… Может, найду вам пристанище на сегодня.

Мы нехотя встали и поплелись за ним.

Наш проводник, Кроуль, как оказалось, был королевским ловчим; только ловил он не львов и не быков, а… Драконов!

- Драконов?! – поразился я, натягивая машинально рукав, чтобы никто ненароком не заметил драконьего шрама на моем запястье. – Как такое может быть?!

И в самом деле, такого быть на могло, ибо Пакефида, разделенная на различной величины кненты (мелкие государства), управлялась в основном Драконами. Лишь кое-где Драконы умирали, не оставив после себя наследника, и там правили люди-Императоры, ранее бывшие любимыми принцами Драконов и названные его наследниками. И в данном кненте Императором был именно человек… но как он мог, как осмелился?! Ведь знать присягает Дракону; присягают его принцы – вовсе не обязательно знатного происхождения, и названные так именно велением Летающего Государя. Принцы разных Драконов дружат меж собой, и, следовательно, связаны клятвами верности любому из Летающих Императоров. За Императора вступятся не только его вассалы, но и соседи; что за идиот придумал охотиться на Драконов?! Только полный невежда и неотесанный чурбан мог придумать такое! Да подобное заявление – «охотник за Драконами», - звучит как: «Я охотник за королями! Видал, какая голова висит над моим камином? А этого я подстрелил прошлой зимой. Матерый, ничего не скажешь!».

Это кощунство! Невежеством от этих разговоров перло изо всех щелей – конечно, если у разговора имеются щели.

- А зачем вам Драконы? – ненавязчиво спросил Белый, втайне на что-то надеясь. – Вы хотите посадить его на царство?

Кроуль усмехнулся:

- Как же не так. У нас есть Император! И он желает пополнить казну, а Драконы ведь богаты… Недавно поймали одного, соседа, но он не признается, где его замок. Император морит его голодом, пока тот не признается.

- Какой кошмар, - произнес Белый. Но его не услышал, на его счастье.

Словом, чистые и наивные надежды Белого разлетелись в пух и прах; да и не приглашают подобным образом на царство – стреляя из катапульты в пузо. Для этого достаточно просто послать письмо с приглашением свободному Дракону. Вот и вся недолга.

Кроуль, весьма словоохотливый мужичок, решил нас развлечь и дорогой пересказал нам всю нехитрую предысторию такой забавной его профессии.

Оказывается, не так давно был в этом кненте настоящий Император. Из людей. Он был потомственный правитель – то есть, правил он не после Дракона, а после своего отца, а тот – после своего отца, и так далее. Дракон издох давно (не умер, не улетел в Последний Путь, а издох, собака!), прошло уже века четыре. А так как зеленый металл добывали исключительно Драконы (это были попросту скорлупки от их яиц), то кнент постепенно пришел в упадок, обнищал. Люди, оголодав, возненавидели всех и вся – и какая-то толика этого гнева досталась и Драконам, коих винили в том, что после них остался такой бестолковый правитель, приведший в упадок государство, хотя Драконы в этом были и вовсе не виноваты.

Советники Императора в один голос твердили, что пора бы ему снять шапочку и корону и позвать Дракона – мало ли их, молодых и свободных?! Но Император был слишком уж упрям; а может, ему просто сильно полюбились торжественные церемонии в его честь, и дворцовая роскошь – ведь, позови он Дракона, он мог бы всего этого лишиться. Нет, придворным он остался бы наверняка, но вот принцем – это как повезет. А после трона быть мальчиком на побегушках как-то несолидно…

И Император уперся. Нет – и все. Вот помру я, говаривал он, тогда и зовите хоть кого.

Знать, которой он давно уж не платил, собрала всех своих верных людей и покинула его замок; вассалы отреклись от него, и солдаты ушли, побросав мечи и копья. И он остался один, голенький и беззащитный. И его легко сверг нынешний Император – простой невежественный человек, который привел с собой сонков, полудикие кочевые племена, а им оплата была не так важна, как прочим людям. Они согласны были служить за еду и кров.

И вот новый Император, предводитель сонков, увидев, что дела обстоят неважно, решил таким образом поправить положение. Сначала верные сонки просто грабили принцев, и кнент, задыхающийся от голода и нищеты, вздохнул свободнее – какой заботливый Император! А потом он решил, что принцы – это маловато, надо бы поймать Дракона, и лучше всего – самку, пусть несет яйца! Но пока не получается…

- И кто же дал Императору такой умный совет? – язвительно поинтересовался я, но Кроуль по простоте душевной не заметил насмешки.

- Принцесса, дочка его, - беззлобно ответил он.

- А умная у вас принцесса, - очень злобно заметил Белый, но Кроуль опять ничего не понял.

Во дворец мы пришли, когда было уж совсем темно, хлестал дождь. Стражники, мокрые, в ржавых доспехах, брякая мокрейшими кольчугами, пропустили нас и снова забрались под навес, а мы вступили в сумрачные коридоры.

Повсюду горели факелы, потолок и стены были закопчены, каменный пол – мокрый и скользкий. Вдобавок где-то невыносимо чем-то воняло, так, что не продохнуть, и мы шли, зажав носы.

- Что это? – прогнусавил Белый. – Что так невыносимо смердит?!

- А-а, - протянул Кроуль беспечно; ему этот запах не доставлял особых неудобств. – Это пытали Дракона. Жгли ему хвост. Правда, вонючая скотина? Еще Императорами заставляют себя называть…

Интересно, а Кроуль нюхал паленую человечинку?

- Это тоже придумала ваша принцесса? – с бешенством заорал Белый, и Кроуль с недоумением глянул на него, подозревая некую недоброжелательность в его тоне.

- Конечно, - ответил он. – А кто же еще?

Мы подошли к огромным дверям, сохранившимся, наверное, еще с тех времен, когда Императорами были Драконы, Кроуль сказал что-то страже и нас впустили в замок.

Пожалуй, я ожидал большего от замка Императора, тем более древнего, но всюду было запустение и тлен; стены были мокрые и склизкие, по ним струилась вода, стекающая с прохудившейся крыши, чадили дешевым жиром факелы на зеленых от сырости стенах, да еще и эта невыносимая вонь… Хлев, а не замок!

И от Императора-завоевателя я ожидал большего, надо сказать. Я ожидал увидеть человека, отмеченного всеми пороками этой жизни: и жестокостью, и жадностью, и кровожадностью, и все зло мира должно было отражаться в его красных, как раскаленные угли, глазах. Он должен был пересчитывать жадными руками, унизанными кольцами, золото в ларцах, усмехаясь в усы, и смотреть на танцы несчастных рабынь.

Но увидел я довольно маленького, щупленького тщедушного человечка с лисьей мордочкой, с черной аккуратной бородкой, с хитрющими бегающими глазенками, которые так и просверливали нас насквозь,  одетого, правда, добротно, но не по-императорски, бедненько.

- Кто эти юноши? – вкрадчиво произнес он. Кроуль поклонился:

- Странствующие рыцари, царь Чет.

- И куда же они направлялись? Э?

- Они просто путешествовали по Пакефиде, царь Чет.

Ох, боюсь, не поверил нам это странный царь, и выдали меня мои глаза. Этот царь (или Император?) пакостливо захихикал, потирая ручки. Он велел нам подать ужин, отвести нам комнату и оказать знаки внимания, достойные принцев. О как.

Нас с поклонами вывели из зала и повели по вонючему коридору в самый темный угол, словно на расстрел. Зловеще…

- А где это так воняет Драконом? – как бы невзначай спросил я. Провожатый – лопоухий, с обезьяньей челюстью, стриженный под горшок и невыносимо вонючий, - поклонился поспешно и ответил:

- В подвале, в пыточном зале.

- Ясненько, - пробурчал Белый. И нас ввели в наши апартаменты.

Должен заметить – комнатка была ничего, даже очень. Вместо стен – ковры, сплошь красивые узорные ковры, коими так славится этот край, вместо окон – складки алых и пурпурных драпировок, с кистями. На точеных колоннах тайные знаки выбиты, мебель изукрашена костью и деревом дорогим. На резном, просто кружевном столике с гнутыми ножками стоят золотые приборы и вино искрится в кувшине, а на блюде лежит здоровенный баран, запеченный с яблоками.

- Очень даже ничего, - Белый плюхнулся на подушки у стола, застеленные драгоценными шкурами, но я погрозил ему пальцем.

- Подожди, не лапай, - Белый поспешно отпихнул от себя тарелку.

- А чего шепотом-то? – тоже шепотом поинтересовался он.

- Потому что нас подслушивают.

Я чуть приподнял алый занавес у дверей, и на ковре мы увидели пару растоптанных башмаков. Грязных и мокрых башмаков, которых в этом мире много. Я что есть силы топнул каблуком по одному из этих башмаков (по тому, который мне больше не понравился, или, напротив, который понравился больше) и раздался такой сдавленный булькающий звук, словно кто-то сказал: «Уй, ё-моё!», и кто-то, хромая, прокинул помещение. Явка была провалена. Я спокойно сел к столу.

- Ночью спустимся к Дракону.

Это говорил даже не я; это говорила капля крови, подаренная Драконом. Капля благороднейшей крови. Капля, делавшая нас, людей, братьями независимо от расы и цвета кожи, и заставляющая наши глаза – карие ли, синие ли, - гореть одним, безумным зеленым цветом. И Белый понял меня без слов; и дальнейшие объяснения были просто не нужны; но план разбоя мы все же разработали – это вам не варенье тырить.

Мы сняли охранников, что подпирали нашу дверь (а их было всего-то двое. Ну да; ведь этот Чет не поинтересовался даже, как нас зовут, и, следовательно, не узнал, что Черный – самый лучший боец среди знати на всем континенте. И он разделался с охраной быстренько, устрашив её страшными глазищами.), связали и заткнули им рты, влезли в их одежку – плащ, каскетку типа тазик, наколенники, наручи (хитрый Белый хотел было взгромоздиться мне на шею, уверяя, что так мы будем похожи на немного перебравшего толстого стража, устало бредущего к себе, но я благоразумно отказался – мне достались доспехи слишком огромного и толстого воина, мне итак было невыносимо тяжело), взяли барашка (точнее. я его взял, заботливо завернув в скатерть) и пошли Дракону на выручку.

Видели бы вы это зрелище!

Ковыляющий, то и дело грохающийся о стены толстый страж (знали бы вы, как это тяжело – доспехи, да еще и чужие, да еще и большие, и баран), и волочащийся по полу жирный мерзкий сверток. Белый, делая вид, что высматривает опасность, бежал впереди и покатывался от смеха надо мной, то есть бесстыдно ржал.

Я не ржал!

Я слышал, как ты ржал!

Но со стороны все выглядело если не пристойно, то достаточно обыденно: и даже бравая охрана нас не задержала – просто наградила крепкими эпитетами, достойными данной ситуации, и мой храбрый персонаж беспрепятственно побрел дальше, волоча по полу свой трофей. Со стороны было похоже, что воин крепко надрался.

Таким манером мы дошли до подвала; у меня тряслись ноги, я сипел так, что, казалось, еще немного – и я испущу дух. У самой лестницы в подвал Белый забыл предупредить меня о ступенях, и я упал, сбив его с ног. И мы с грохотом полетели вниз, гремя, как пустое жестяное ведро. Наш жареный барашек растерял все свои жареные достоинства, был обвалян и противен, но это было уже не столь важно.

Мы вылезли из обцарапанных и помятых доспехов, в синяках и шишках, но живые. Дверь, разумеется, была заперта – а чего вы ожидали?! Все-таки, это раньше было хранилищем золота, и если самого золота там больше не осталось, то уж замок-то сохранился. И хитроумный Белый ловко вскрыл его – в далеком детстве, когда мы воровали варенье из шкафа, именно он открывал все запоры, и опыт у него был приличный. Доспехи мы кинули под дверями.

Да, это был именно подвал, когда-то служивший Драконам хранилищем их сокровищ. Это следовало и из расположения этого подземелья в замке, и из того, с каким вкусом и тщанием древние мастера украсили двери этого помещения. Но сам подвал был девственно пуст – именно такое сравнение приходило мне в голову, когда я увидел выскобленный дочиста пол, каждый отмытый камешек. Наверное, когда пришли трудные времена, тут даже песок и пыль просеивали, выискивая драгоценные крупицы.

Дракон, которого поймал «Император», был великолепен. Огромный, благородного алого цвета, с узорчатой кожей, с костяными рожками – от носа и до затылка, - он был закован в цепи, и рядом с ним валялась горелка и был разложен жуткий инструментарий Палача, которым, без сомнения, пользовались. Ужас, да и только.

- Варвары! – я пнул горелку, и она улетела в угол, расплескав жир. Дракон просыпаясь, шумно вздохнул и открыл зеленые змеиные глаза.

- Ну что, опять будете дразнить? – насмешливо, с королевским достоинством произнес он (ясно-понятно, учуял нашего барашка). – Только смотрите, как бы я не вырвал эти цепи! – и он рванулся так что кольца, вбитые в стены, жалобно заскрипели.

- Тихо, тихо, не ори! – я быстренько вскарабкался ему на шею и начал колупать ножом в замке на ошейнике. Замок звякнул и раскрылся, ошейник упал прямо на баранью тушку и раздавил её в лепешку. Дракон был удивлен донельзя:

- Это что такое? – поинтересовался он, пока Белый колупал замки на его цепях. – Отпускаете?!

- Это побег, - конспиративно ответил я и затолкал ему в пасть барашка. И он схрупал тушку, несмотря на её обвалянный и жалкий вид. Да с удовольствием. – Скажи, чего хочешь, и молчи!

- Пить, - ответил он.

Мы его освободили, и он напился из здешнего колодца.

- Двигаться можешь? – поинтересовался Белый. Дракон расправил крылья и потянулся.

- Да.      

- Тогда бежим, да поскорее! – мы попытались вытолкать его в подвальную дверь, через которую, судя по всему, он и был сюда доставлен, но Дракон почему-то заартачился. Понравился, что ли, ему это подвал?

Он возмутился и ухватил нас громадными когтистыми лапами (а когти у него были – будь здоров, по последней Драконьей моде!).

- Да вы кто такие, Вах вас раздери?!

Мы, стиснутые, не смогли ответить – да и нечего нам было сказать, ибо мы были ослами.

Нет, каково! Ругали Чета за невежество, а сами-то что творим?!

Кто мы? Я – принц, а Белый – достойный друг принца (это его официальный титул), и нам следовало бы являться освобождать Дракона во всеоружии, в блеске и славе, с войсками и знаменосцами, чтобы все знали и видели, кто осаждает замок.

Нам положено было сидеть на белых конях и командовать мужественными голосами, отправляя воинов в атаку, а вместо того мы сами, как два распоследних простолюдина, болвана, мужлана и проходимца, явились спасать Дракона, и при этом у нас не было даже завалящего летописца с собою, чтобы он увековечил наш бессмертный подвиг!

А меж тем это было самым необходимым условием, потому что здесь скромность была не в чести, и как чувства её просто не существовало – а если существовало, то считалось происками хитрого демона и неправдой. Принц Дракона обязан был свершать всяческие подвиги и хвастать ими, трубить на весь мир, прославляя таким образом своего властелина. Правда, в любой момент ты должен быть готов подтвердить, что ты такой удалец, каким себя называешь, но это, по-моему, справедливо, не так ли? Подтвердил – и смело хвастай дальше.

Ну, и как мы могли сказать после всего вышеперечисленного, что мы – приличные люди, а не шантрапа какая? И Дракон, не дождавшись вразумительных объяснений, направился к свободе сам.

Разумеется, его охраняли, и двое охранников поплатились своей жизнью – он затоптал их, старательно разгребая когтями. Ужас.

Когда этот ящер выполз на улицу, звездное небо сияло, не было ни единой тучки.

- Ну, отпусти нас, - Белый уперся руками в его пальцы, стараясь вытащить стиснутое тело из его стальной лапы. Зеленая крошка упала на землю, предательски сверкнув в свете Зеда и Торна, и Дракон сощурил зеленые глаза. Пальцы его сжались сильнее, и хрустнули наши ребрышки.

- Так вы все-таки ограбили меня, - зашипел он, и его глаза постепенно начали краснеть, наливаясь кровью от злости. – А я-то поверил, что некие благородные люди решили освободить меня! Интересно, вы на кого работаете – на себя или на Чета? Скорее всего, на себя – иначе Чет сам выпустил бы меня. А так – ограбили, денежки в карман, а меня – прочь, чтобы не вскрылось…

 Он нагнулся, чтобы разглядеть монету как следует, и в изумлении воскликнул:

- Но это же не моя чеканка!

- Еще бы! Это чеканка Алкиноста Натх Ченского! – прорычал я, вырываясь из его железных пальцев. – И мы не грабили ни его, ни тебя, он сам нас наградил. Я – его приемный сын.

- Врешь, - ласково возразил он, но пальцы ослабил.

- Драпай! – крикнул бдительный Белый, потому что тень, за которой он наблюдал, оказалась стражем, и он (страж) собирался поднят тревогу. Дракон оглянулся, усмехнулся в усы, и расправил огненно-красные крылья…

Так быстро мы никогда не летали!

Белый вцепился в парик обеими руками, чтобы его не унесло ветром, и мы орали, стараясь перекричать свист ветра в ушах.

- Потише, - но Дракон летел дальше в диком восторге, иногда кувыркаясь в воздухе и даже падая штопором. Вскоре показались высокие шпили его дворца.

- Похоже на замки династии Драконов Ченских, -  заверещал я.

- Не может этого быть! – твердо ответил (то есть тоже заверещал) Белый. 

Дракон с полного размаха приземлился во дворе замка, и из-под его когтей посыпались искры. Он остановился, горделиво развернулся, демонстрируя себя притихшей в благоговейном ужасе дворовых – вот с кого будет спрос за то, что не искали своего повелителя! - разжал лапы, и мы покатились в разные стороны по камням.

- Ах ты, черт летучий! – ругнулся Белый тихонько, чтоб никто не услышал, поднимаясь. – Мы же спасли тебя, а ты… швыряешься нами!

Дракон расхохотался, закинув голову, совсем как человек. По всему было видно, что он совсем молод, и делами государства не обременен (и не воспитан в соответствующих традициях Драконом милосердным и мудрым, каким должно быть всякому Дракону, занятому важными государственными обязанностями). Пока что он был свободен; ему не нужно было сдерживать своих порывов дикой радости (и ярости, если таковая вдруг на него накатит). Ему можно было просто наслаждаться жизнью.

- Ну, извините, - ответил он язвительно. – Только я все равно вас съем! Я вам не верю.

Такая перспектива нас мало устраивала; но он уже облизывался.

- А Алкиност произнес блистательную речь о том, что Драконы не едят людей, и даже мяса не всякий день кушают, чтобы не обременять своих подданных, - дрожащим голосом пробормотал я, отползая задом наперед от его оскалившейся красной пасти.

- Да при чем тут Алкиност! – разозлился Дракон, шарахнув хвостом по земле так, что мы подскочили. – Благородный Дракон вас знать не знает, таких невеж! И не смейте прикрываться его именем!

- Если ты нас убьешь, то он из тебя тоже сделает барабан, как и из Монка! – пригрозил Белый. На Дракона наша осведомленность не произвела должного впечатления.

- Ха! Да об этом вся Пакефида знает! К тому же – Дракон из Дракона?! За каких-то сомнительных типов?! Да еще и из…

- Стоп-стоп! – радостно заорал я, ощущая прозрение. – Ты – Давр, Давр Натх Ченский, брат Алкиноста! И твою невесту Монк тоже уб…

- Неважно, что он с ней сделал! – разъярился Давр, снова шарахнув хвостом так, что поднявшийся было на ноги Белый снова свалился, как подкошенный. – Я сожалею, что Алкиност не взял меня с собою. Видимо, в своем горе он позабыл, что дело касается не только его одного… или он хотел в одиночку испить свою ярость и насладиться местью. Если бы там был я… - Давр злобно заскрипел зубами, и стало ясно, что будь он там, не было бы никакого суда, и никакого барабана. Его попросту не из чего было бы делать. Сожрать – нет, не думаю, чтобы Дракона прельстила такая перспектива. Но пожевать – это запросто.

И выплюнуть.

Он резко развернулся к благоговеющим подданным и крикнул:

- Эй, посмотрите, не пропало ли чего в сокровищнице?! И есть давайте – да пошевеливайтесь…

Кинф, блуждающие звезды. Книга первая. Плеяда Эшебии. Глава1.НАЧАЛО. - начало

Категория: Проза | Добавил: Квилессе (26.09.2015)
Просмотров: 519 | Теги: Леди Меллисандра, Квилессе, Кинф, КБЗ, Йонеон Ставриол | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Это интересно
Друзья сайта
  • Все для веб-мастера
  • Программы для всех
  • Мир развлечений
  • Лучшие сайты Рунета
  • Кулинарные рецепты
  • АВС
    Каталог ABC Create a free website
    Баннер
    Звездные войны: Энциклопедия. Статьи и последние новости о вселенной.
    Опрос
    Оцените мой сайт
    Всего ответов: 11
    Получи денежку
    Яндекс цитирования