Ровно через полтора месяца Ева Рейн отчитывалась о проделанной работе Вайенсу.
До этого у нее было три дня свободного времени. И она провела их с пользой для себя.
Майор Рейн выспалась и заказала себе новую форму взамен старой, порядком истертой и поношенной, украшенной не отмывающимися пятнами от ржавчины, мазута, и прочих веществ, которые так обычны для старых, изломанных лестниц, ведущих в туннели рабочих шахт.
Ева несколько раз принимала душ уже после окончания своей инспекции, но ей казалось, что ее волосы все еще пахнут горячим спертым воздухом, старым железом и всеми видами топлива и смазки, какие только известны.
Работа была проделана большая, и Вайенс, вчитываясь в сухие строчки отчета, не мог не отметить, что Ева прекрасный организатор. Всего за месяц ей удалось сдвинуть с мертвой точки то, что у Вайенса стояло без изменений годами. Впрочем, вероятно, ему просто дела не было до того, в каких условиях приходится работать заключенным, и сколько их гибнет, срываясь с расшатавшихся лестниц или попадая в испорченные механизмы старых машин.
Еве было не все равно.
Ее непреложное правило – защищать интересы всех и каждого в соответствии с законом, - работало и здесь. На модернизацию устаревшего оборудования, разумеется, тоже были потрачены немалые деньги, но Ева со свойственной ей горячностью и убедительностью доказала инспекторам Альянса, что все вложения окупятся сполна, когда увеличатся добычи.
И в этом прошел целый месяц с лишком. Бесконечные перелеты, спуски в шахты, осмотры завалов, оценка изношенности агрегатов.
Кажется, Ева даже позабыла, что такое солнце и как оно выглядит.
Однако, на доклад она пришла свежей, бодрой, отдохнувшей, с тщательно расчесанными и уложенными в косу льняными волосами. Вайенс с некоторой злостью про себя отметил, что будущее материнство тоже пошло ей на пользу. Ева как будто расцвела. Ее фигура избавилась от излишней хрупкости, линии тела стали более округлыми и более женственными.
Не думать об этом было, пожалуй, труднее, чем терпеть… терпеть…
- Отличная работа, майор Рейн, - сухо произнес Вайенс, потирая покрасневшие, воспаленные глаза. – Я благодарю вас.
Ева с удивлением посмотрела на Вайенса.
- Вы нездоровы? – осторожно спросила она.
Вайенс, откинувшись на спинку своего кресла, передернул плечами, будто его знобило.
- Ничего, - сквозь зубы процедил он. – Пройдет.
Он тоже как-то странно изменился.
Не осталось больше ничего от улыбчивого дамского угодника, позера и самовлюбленного красавца, который умел принять выигрышную позу и обворожительно улыбнуться, растопив при этом любое дамское сердце.
На похудевшем лице Вайенса с заострившимися чертами теперь застыло какое-то озлобленное, напряженное выражение, а в движениях была какая-то скованность, словно ему шевелиться было трудно и больно.
Вайенс словно потух, сломался, покорился чьей-то воле и отдал часть своей души, личности, в чьи-то руки; не было в глазах ни проблеска честолюбивой мысли. Он словно сдался, подчинился несущему его потоку.
Но вместе с этим смирением появилось и кое-что еще.
В его мрачно горящих глазах Ева прочитала железную решимость.
- Я слышала,- осторожно произнесла Ева, - что вы отлучались по делам?
- Да, - резко ответил Вайенс.- Но вас они не касаются. Это были мои личные дела, и я не обязан перед вами отчитываться. Понятно? Или вы будете настаивать?
- Нет, сэр, - сдержанно ответила Ева, однако, удивляясь такой резкости Вайенса. Этого в нем тоже прежде не было…
Вайенс, казалось, позабыл о том, что в свое время истово добивался ее расположения. Теперь, казалось, ему безразличны ее чувства, он был словно одержим какой-то иной целью, которая занимала его куда больше, чем отношения с Евой.
И эта трудная цель, эта мучительная мысль, эта мечта словно жгла его изнутри, пожирала, терзала, но он держался за нее куда крепче, чем за все его прежние цели и желания.
- Я больше не нужна вам?
Голос Евы смог оторвать Вайенса от размышлений, и он поднял на нее взгляд покрасневших глаз.
- В каком смысле? – спросил он не менее резко.
Нет, он не отказался от Евы, как то могло бы показаться. При этих словах в его глазах отразилось былое упрямство, и Ева не осмелилась повторить этот вопрос. Да и бесполезно сейчас его повторять.
Ева почему-то не хотела сейчас выяснять отношения с Вайенсом. Казалось, он готов взорваться в любую минуту, и сдерживает свой гнев из последних сил.
Странно; но ей он показался сейчас опасным. Очень опасным. Странная смесь боли и гнева…
- Я могу идти? – перефразировала Ева свой вопрос.
- Идите!
Вайенс дождался, пока за Евой закроется дверь, и расслабился. Его тело обмякло, словно из него вынули стержень, и сила его покинула.
С минуту Вайенс лежал неподвижно и молча. На лбу его выступили крупные капли пота, его трясло, словно в лихорадке, и если бы кто-то сейчас видел его, он мог бы поклясться, что генералу Вайенсу до смерти страшно.
Однако, обратной дороги не было. И отступить было куда страшнее.
Он скоро поборол себя, справился со своим ужасом перед предстоящим испытанием. Раскрыл глаза, выпрямился, сел.
- Приготовьте мой личный шаттл, - проговорил он в переговорное устройство. – Я лечу на инспекцию.
Такому состоянию Вайенса, конечно, было логичное объяснение. И оно, разумеется, никак не было связано с инспекцией и вообще с какими-либо заботами Альянса.
Тот месяц, что Ева провела в работе по модернизации рудников, Вайенс провел на хирургическом столе.
После смерти императора он ощутил странную смесь отчаянья и облегчения одновременно. Ему казалось, что он сорвался с крючка, на который так опрометчиво себя насадил.
Ведь никто не присутствовал при его разговоре с императором. Никто не знал. И можно было и дальше жить спокойно.
И вместе с этим он утратил надежду на то, что Вейдера можно убрать.
Убить.
Его постоянное незримое присутствие терзало Вайенса. Вайенс смотрел на станцию, висящую в небе круглым диском, и ему казалось, что он видит Вейдера. Эскадрилья «Крылья Вейдера» то и дело вылетала на боевые учения, и их след в небе невозможно было спутать ни с каким другим. Даже сквозь плотное транспортное кольцо он угадывался… черт! Это было невыносимо!
А потом Вайенсу назначили встречу.
Человека, который вежливо произносил какие-то ненужные слова о какой-то сделке, договоре и подарках, обычную рекламную чепуху, Вайенс ни разу в жизни не видел.
Но несколько фраз, несколько намеков, которые Вайенс воспринял скорее на инстинктивном уровне, были так остры, как сталь в руках палача. От ужаса Вайенс почувствовал себя так, словно с него живьем сняли кожу и плеснули на его кровоточащее тело ледяной водой. Наверное, его новый адъютант смотрел на своего патрона с нескрываемым удивлением. Он совершенно не понимал, отчего Вайенс вдруг побледнел, отчего этот крепкий человек в военном мундире вдруг съежился, став похожим на скомканный лист бумаги, и отчего какая-то рекламная чушь возымела на него такое угнетающее влияние.
Встреча была назначена на Риггеле-1, планете, которая, подобно Ригелю – 2, когда-то была тюремной, и на которой разработка полезных ископаемых была прекращена лет пятьдесят назад. На ней все еще можно было встретить поселения одиночек-старателей, выкапывающих остатки руд, почти крохи, оставшиеся после добычи промышленными машинами, и вокруг одного такого поселения на сотни миль могло никого не быть.
Вообще.
Об этом думал Вайенс, подлетая на своем шаттле к назначенному месту и рассматривая корабль императора. Если его захотят убить, то ему не поможет никто.
В том, что разъяренный поражением император захочет отомстить, и на ком-то выместить свою ярость, Вайенс не сомневался. От одной только мысли о том, какую ужасную, извращенную месть может выдумать озлобленный мозг императора, у Вайенса начинали трястись руки, но отказаться от визита к императору он не мог.
Впервые он почувствовал себя абсолютно беспомощным, не способным изменить ситуацию никакими силами. И его страшил не только и не столько гнев императора, как вот эта беспомощность, ощущение того, что его хотят превратить в ничто. В послушное орудие в чужих руках.
Император, как и в первый раз, встретил его лично.
Он больше не пытался придать себе вид беспечный и странный, как у простачка. Он наигрался.
Его постыдное поражение приводило его в бешенство, и Вайенс угадал намерения императора поквитаться очень точно.
- Я помню, - произнес император голосом жестким и звенящим, - что ты сожалел о том, что не можешь стать моим учеником? Я тоже очень сожалел об этом, - Палпатин сделал паузу, и у Вайенса сердце замерло от дурных предчувствий.
Палпатин очень хотел отомстить. Это чувствовал даже неспособный к Силе Вайенс.
- Не в наших силах исправить это, - осторожно произнес Вайенс, и император зло усмехнулся. Его улыбка больше напоминала оскал.
- Можно попробовать, - ответил император. – Я перелью тебе кровь человека, со способностью к Силе, кровь, богатую мидихлореанами.
Вайенс припомнил, что когда-то слышал об этих опытах, но не припоминал ни одного человека, сделавшегося джедаем таким образом.
- И все? – с недоверием произнес он. – Так просто?
- Просто? – переспросил Палпатин. – Если бы это было так просто, так делали бы все. Нет, мальчик мой, это очень непросто. Это длительная процедура. И весьма неприятная, - Палпатин мерзко хихикнул, и у Вайенса от ужаса волосы на затылке зашевелились. – Потребуется несколько переливаний. И тогда… может быть…
- Но где взять столько крови?! – еще на что-то надеясь, в отчаянии воскликнул Вайенс.
До него только дошел весь ужас его положения.
Он весь был во власти Палпатина, и тот мог сделать с ним все, что пожелает. Вайенс сам отдал себя в его руки, сам согласился сделаться его вещью… пожалуй, его положение было даже более отчаянным, чем в свое время у Дарта Вейдера. Тот мог тягаться с Палптином в силах, и, к тому же, он уничтожил весь мир, который мог отомстить ему за предательство.
Мир Вайенса же никуда не делся, и в любой момент предательство Вайенса могло вскрыться; и Палпатин мог расчленить Вайенса как угодно, по своему усмотрению. Он не питал привязанности к новому союзнику, и, разумеется, и не помышлял о том, чтобы воспитать из Вайенса нового владыку-ситха. Вайенсу была отведена роль ситха – убийцы, и это в том случае, если эксперимент удался бы.
- Ты, кажется забыл, что у меня теперь в распоряжении есть несколько тысяч моих тел, - сухо ответил Палпатин. О том, сколько из них, выпотрошенных и выжатых до суха, уже валяется в мусорных отсеках его корабля, Палпатин смолчал.
Вайенс помнил тот, первый раз, до мельчайших подробностей. Его привязали к столу за руки и на ноги, зафиксировали тело. Его била крупная дрожь, но он старался сохранить лицо и не завопить от ужаса, когда увидел, как медицинские дроиды вводили его вены катетеры, ведущие к контейнерам с кровью.
Кровь императора обожгла его руки и ноги изнутри, словно огонь. Ему казалось, что мясо пластами отходит от костей, и он испустил вопль такой дикий и жуткий, что император, присутствующий при операции, улыбнулся, с удовольствием прислушиваясь к чудовищной муке в голосе Вайенса.
Это словно была не кровь, а толченое стекло, которым его тело заполнялось с каждой каплей. Боль, протекая в руки, в плечи наполняла собой каждую клетку его тела, и он кричал, кричал так, что сосуды лопались в глазах, кричал так, что рвались связки в горле, он вопил и дрыгался, словно его разложили на решетке и поджаривают на тлеющих углях, и дроиды, фиксируя катетеры в его венах, оставляли на его руках и ногах багровее кровоподтеки, а то и вовсе сорванные полосы кожи, когда невероятным усилием ему все же удавалось высвободить из их захватов свои конечности.
И так несколько часов. Несколько часов ужасной боли и крика, до хрипа, до невнятного шипения, до огня в глазах, разгорающихся желтым цветом ненависти….
Потом долго была звенящая тишина. Вайенс смотрел, но не видел ничего. Ничего не слышал. Ничего не чувствовал. Если бы он потом спросил у Палпатина, что с ним произошло такое, тот, наверное, ответил бы ему, что Вайенс почти умер.
Его организм проявил просто потрясающую невосприимчивость к мидихлореанам. Они отравили его, они почти убили его, и все же он остался жив.
- Отлично! Отлично! Первая процедура прошла успешно, - прокаркал Палпатин где-то. – Еще несколько, и, может быть…
Может быть!
Если все получится, Вайенс сможет получить шанс лично расправиться с Вейдером. Подкрасться к нему и убить. Обмануть. Поразить молнией –
Вайенс не сомневался, что Палпатин его научит многим премудростям.
Тогда можно будет поспорить и с Евой. Она не осмелится сказать ему «нет»…
Может быть!
А если нет?
Что, если все эти страдания пропадут зря?
Но не думать об этом, не думать!
Когда медицинские дроиды вернули Вайенсу возможность самому дышать, видеть, слышать, обработали его раны и освободили его руки, с операционного стола встал совсем другой человек.
Палпатин, глядя через стекло на человека, глядящего на него с ненавистью желтыми глазами, даже усмехнулся. Он не ожидал такого блестящего результата.
Вместе с Силой в Вайенса словно другой человек вселился.
Он ненавидел Палпатина, который заставил его страдать по своей прихоти, он готов был сию минуту разбить стекло в медицинском боксе, разделяющее их, и впиться императору в горло. Вместе с Силой в него будто влилась добрая толика храбрости. Ненависть и страстное желание убить были так сильны, что их невозможно было победить, скрыть, и даже опасения за свою жизнь не могли пересилить их.
И вместе с этими жгучим и желаниями пришло еще кое-что.
Ликование; ощущая неведомые ему доселе возможности, и вкрадчивое честолюбивое желание править.
А почему нет?
Неужто это все – ради одной только девки? Это смешно. Обладать такой Силой – Вайенс поднял руку и с изумлением разглядел ее, словно видел впервые, и захохотал, сверкая безумными желтыми глазами, - и потратить ее всего лишь на возню с девчонкой?!
Ну уж нет; Палпатин на свою голову затеял этот эксперимент. Вайенс с наслаждением вдохнул воздух, чувствуя, что его обновленное тело наливается жизнью с каждым вздохом. Ну уж не-ет… Если эксперимент удастся, Вайенс не станет довольствоваться жалкой ролью убийцы. Ты ответишь мне за все, Палпатин!
В ярости он сжал кулаки, и зарычал, понимая свое бессилие перед императором сейчас, и император подумал, а не поторопился ли он с определением роли для Вайенса.
Вероятно, из него получился б отличный владыка-ситх.
Однако, радость Палпатина и надежды Вайенса были преждевременными. Второе переливание, которое, впрочем, прошло легче первого, тоже не принесло нужного результата. Некоторое время после вливания Вайенс сохранял способности к Силе, но потом они таяли, таяли вместе с честолюбивыми надеждами планами обоих. Организм Вайенса отвергал мидихлореаны тем яростней, чем больше их просил вливать в себя отчаявшийся адепт Силы.
Вайенс уже не вопил и не извивался, когда горячая кровь императора вновь и новь вливалась в его вены. Он приучился терпеть эту боль; он просил дать ему двойную, тройную дозу, и терпел, до крови прокусывая губы, сжимая зубы до хруста, тело его было изранено и изорвано, но он снова и снова ложился на этот стол в надежде победить свою природу, но все напрасно.
После двух недель стало совершенно ясно, что Вайенс не станет ситхом никогда. Это обстоятельство приводило Палпатина в ярость. Во-первых, он израсходовал на Вайенса много материала – так он назвал свои опустошенные тела, - а во-вторых, он уже начал было возлагать на Вайенса некоторые надежды.
Становясь ситхом, Вайенс менялся совершенно. Он был яростен и безжалостен настолько, что император с трудом подавлял в себе желание надеть на него ошейник и привязать к столбу, чтобы Вайенс не добрался до него. Чем-то Вайенс напоминал молодого Дарта Мола – та же неумолимая молчаливость и злоба, - только страсть, его яростная страсть была такой чистоты и высоты, что не оставалось места ни для колебаний, ни для раздумий, ни для страха, ни для сожалений.
Израненный металлом, весь в поту и в крови от недавно перенесенных страданий, он, казалось, возрождался, как Феникс, и его мрачное, ликующее торжество разливалось, как свет от взрыва сверхновой.
И он ликовал; обретая Силу таким ужасным способом, он ликовал, он кричал в диком восторге своим сорванным горлом, и голос возвращался к нему. Упиваясь своей Силой, он ломал и крушил все вокруг и хохотал, и смотреть на этого истерзанного беснующегося человека было страшно.
И тогда в его душе не было больше ни сожалений о том, что он вверил и отдал себя в руки императора, ни страха.
Так все и должно было быть!
Обращаясь к силе, разглядывая в ней Вайенса, Дарт Сидиус раз за разом видел безжалостно опускающийся топор палача.
- Дарт Акс, - произнес Сидиус, и от отчаяния его кулаки сами сжимались. Почему сила не благоволит к нему?! Почему все его ученики, даже самые блестящие, были с изъянами?!
Дарт Тиранус сильно уступал тому же Энакину Скайуокеру, набравшемуся опыта и возмужавшему, но все же мальчишке! Дарту Молу, со всей его живучестью, не хватало твердости, той с какой Дарт Вейдер шел вперед, и он частенько отступал и убегал. Дарт Вейдер, казалось бы, безупречный во всех отношениях, потерял добрую толику своей силы. К тому же он был прямолинеен до невероятной честности.
Дарт Акс…
Это был бы прекрасный ситх.
Кроме Силы, которая перекраивала его личность полностью, отсекая некоторую трусоватость, всегда присущую Вайенсу, он обладал еще и тем, чего, пожалуй, не было у самого Дарта Вейдера – гибким умом и хитростью. Сила лишь подчеркнула эту его особенность, и Палпатин ощутил, что он нашел достойного союзника.
И император решился. В конце концов, ситхи нередко использовали свои слабости себе во благо.
И Вайенс преклонил колено перед императором, и получил имя Дарт Акс.
Однако с отторжением крови императора надо было что-то делать.
- Думаю, это даже хорошо, что твое тело отвергает Силу, - произнес император задумчиво. – Так тебе легче будет скрываться. В этом тайном убежище ты всегда сможешь получить помощь и обрести Силу в тех случаях, когда тебе это будет нужно. Прежде, чем напасть на Дарта Вейдера, ты должен будешь пройти долгий путь, путь обучения. Так просто тебе не совладать с ним, в бою он всегда превосходил многих. И он подпустит тебя к себе на безопасное расстояние, только если не будет чувствовать от тебя угрозы. Тогда-то ты и нападешь на него. Твой ум и внезапность атаки помогут тебе.
На этот случай у Дарта Акса всегда должен был быть неприкосновенный запас крови императора.
По плану, Вайенс должен был приблизиться к Вейдеру и в самый неожиданный момент некое устройство должно было впрыснуть в его кровь концентрированную сыворотку, моментально возвращая ему Силу.
Над созданием этого прибора Палпатину еще предстояло поразмыслить.
А пока в мыслях он лелеял эту встречу – Дарта Вейдера и Вайенса, мгновенно превращающегося в неистового Дарта Акса.
И тогда… тогда можно было надеяться на удачный исход покушения.
Дарт Акс согласился на это, несмотря на то, что Палпатин не скрывал, что фактически готовит из него убийцу и использует в своих целях.
Где-то в глубине души Дарта Акса все еще жил Вайенс. И он не позволял ситху забывать, ради чего было все это затеяно.
Ева.
Ситха обуревала не любовь, и даже не страсть.
Теперь, понимая все намного яснее, Дарт Акс понял и природу своего влечения к ней.
Это было древнее желание самца отвоевать чужую самку. Утвердиться.
Ему нужен был трофей, и он желал его с такой неистовой страстью, что не понимал Вейдера, который мог сдерживать свою страсть под контролем.
Страсть к этой женщине, многократно усиленная, доводила Дарта Акса до помешательства, до помрачения рассудка, и на его губах во время вливаний появлялась кровавая пена, и ситх рычал и выл, но уже не от боли, а от невозможности приблизиться к ней, обладать ею.
В эти минуты наблюдая за Дартом Аксом, Палпатин понимал, что в таком состоянии ситх способен добраться до Вейдера, даже если сайбер того проткнет Акса насквозь. Тот просто нанижется на него еще глубже, до самой рукояти, лишь бы дорваться до глотки Вейдера.
Это был идеальный убийца.
Вайенс смог достать и лайтсайбер – тот самый, который в качестве трофея забрал с собой у поверженного ученика Палпатина Вейдер, - и император взялся учить его.
В состоянии Силы он готов был даже отобрать императорский сайбер у Евы, но император велел своему неистовому ученику не делать этого.
- Не стоит привлекать внимания, - посоветовал император Дарту Аксу. – Всему свое время! Мы заберем у них все, что должно принадлежать нам.
Дарту Аксу было достаточно трудно сдерживаться, несмотря на приказы императора.
Каждый раз, возвращаясь на Риггель, скрывая желтые ненавидящие глаза (так прячут бриллиант, сокровище, от чужих алчных взглядов) под капюшоном плаща, он раз за разом думал, как бы добраться до Вейдера сию секунду, сейчас же!
Отчего он так спокойно живет?!
Почему ничто не беспокоит его?!
Дарт Акс скрежетал зубами от ярости. То, что он сейчас же не может взять свой сайбер и скрестить его с сайбером Вейдера, мучило его больше всего. Сейчас он был обречен на поражение.
Но перспектива смерти не пугала его.
Его пугало то, что, погибнув, он может так и не добиться своей цели- Евы.
Только эта мысль удерживала его на месте.
Только эта.
Однако, это не означало, что Дарт Акс совершенно отказывался от мыслей о том, как бы избавиться от Вейдера каким-то другим способом.
В минуты, когда новообретенная Сила бушевала в нем, и ум его обострялся до предела, он просчитывал сотни вариантов того, как можно было бы выманить Вейдера из его крепости-станции и напасть на него.
Дарт Акс готов был даже взорвать всю станцию, катастрофа такого масштаба не пугала его. Но при этом он хотел отвести от себя всяческие подозрения. Да и провернуть такую операции в одиночку было не так-то легко…
Появление поблизости человека со способностями к Силе не могло укрыться от чувствительных к ней.
Запертый на своей станции, Вейдер чувствовал, как она рвется, словно цепной пес, и сдерживается только некими силами извне.
Это могло означать только одно – император снова здравствует.
И - у Палпатина был новый ученик, гхм…
Чувствовать его присутствие было все равно, что смотреть на бластер, направленный себе в грудь. Молодой ситх ненавидел Риггель, ненавидел Вейдера, и всеми силами рвался уничтожить их.
Одно смущало Вейдера.
Молодая, полная агрессии, эта Сила то появлялась, то исчезала.
Вейдер тщетно искал того, кто мог бы быть ее носителем. Нет, ничего. Никаких следов.
- Чертов хамелеон, - пробормотал Вейдер озадаченно. Такое он встречал впервые, и не мог взять в толк, как такое возможно.
Бои с империей передвинулись ближе у Корусанту. Акбар рвался захватить столицу, и его силы были стянуты туда.
А меж тем здесь тоже что-то затевалось.
Связавшись с Люком, Вейдер высказал свои опасения, и молодой джедай подтвердил их.
- Я тоже чувствую его, отец, - ответил Люк. – Будь осторожен! Нужно предупредить охрану Риггеля. Что-то подсказывает мне, что скоро, совсем скоро, им придется сдерживать удар, направленный на именно на них. Леди Рейн была права – у императора теперь с Риггелем особые счеты.
Предупредить охрану, гхм…
Это означало только одно – нужно связаться с Евой.
Вейдер, отключив связь с сыном, откинулся на спину кресла и задумался, нервно барабаня пальцами по столешне.
Он давно ее не видел. И видеть не хотел.
Одного ее взгляда, одного ее слова было предостаточно, чтобы снова разбудить в нем задремавшую страсть, и она снова начнет рвать его душу на куски.
А делить Еву еще с кем-то он был не намерен.
Даже если она отдавала бы предпочтение ему.
Он чуть усмехнулся, вспоминая ее горячие слова о наложнице. Ты не согласна – и он, Вейдер, тоже не согласен на роль тайного любовника. Это пройденный этап; и ни к чему хорошему он не привел.
Впрочем, все это лирика.
- Свяжите меня с начальством охраны Риггеля!
Вейдер очень надеялся, что это будет кто-нибудь другой. Но подспудно он знал, что никого другого он не увидит. Только Еву.
На голограмме Ева появилась, одетая по-домашнему, в роскошный халат с широкими рукавами, отделанный серебряным шитьем, из фиолетового бархата, с распущенными и приглаженными перед сном волосами. Вейдер углядел даже массажную щетку у ее руки, лежащей на столе.
- Лорд Вейдер?- женщина казалась удивленной. – Чем обязана? Вы знаете, который теперь час?
- Нет, - отрезал Вейдер, откидываясь на спинку своего кресла, прячась в тень, чтобы его волнение не стало заметно ей.- Я хотел с вами связаться не для того, чтобы уточнить время.
- Что случилось?
Ему казалось, что женщина с беспокойством всматривается в неясный образ собеседника. Значит, и от ее внимания не ускользнула вся та недобрая возня, которая идет вокруг Риггеля… Так.
- Император жив, - кратко произнес Вейдер. – И у него новый ученик. Я не знаю, кто этот человек. И чего он хочет тоже; но все его мысли устремлены на уничтожение Риггеля, - помолчав немного, Вейдер добавил – И меня. Так что будьте готовы. Это может быть любой человек из вашего окружения, и он может напасть внезапно. И, может случиться так, что я ничем не смогу вам помочь. Мой подарок все еще у вас?
- Что? Подарок? Лайтсайбер императора, вы хотите сказать?
- Да; если вы поймете… если вы почувствуете, что перед вами враг, вам достаточно будет подпустить его поближе к себе и просто нажать кнопку. С первым у вас проблем не будет, - жестоко произнес Вейдер. – Подойти близко к вам он сможет, даже если вы будете окружены охраной. Вопрос во втором пункте.
- Я смогу нажать эту кнопку, - сухо произнесла Ева, - если вас это интересует.
- Отлично. Доброй ночи, майор Рейн.
…Ева в изумлении откинулась от погасшего голографа и некоторое время сидела молча, сложив руки на коленях.
Значит, ей не показалось.
В последнее время тревога не покидала ее.
Переговоры офицеров казались ей беспокойными, Вайенс, с его вечно красными от недосыпания глазами, с его бесконечными разъездами, многократно запрашивающий схемы укреплений… он словно искал брешь в их защите, и Ева потом, после него, пересматривала тайком эти же документы. Ими и сейчас был завален ее стол, и перед сном она еще раз просматривала схемы станции, на которой обосновался Вейдер.
Такая нервозность никак Вайенсом не пояснялась, но скрыть ее он был не в силах. Не раз и не два Ева пыталась завести с ним разговор о его состоянии, и вообще обо всем происходящем, но всякий раз он грубо перебивал ее и отправлял заниматься своими непосредственными обязанностями.
- Разве не ясно, - раздраженно произнес он однажды, - что станция – это самое уязвимое наше место? И куда легче предотвратить катастрофу, чем потом пожинать ее плоды!
Да, да, это все правда.
Но откуда-то же он взял, что удар будет нанесен именно по станции!
Кажется, Ева задремала тут же, за столом. День выдался трудный; Вайенс как-то самоустранился от дел, с головой уйдя в изучение оборонительных сооружений, и все его функции и обязанности автоматически легли на ее плечи. Так распорядился он сам. На намек о том, что в его распоряжении есть люди и поопытнее, и повыше нее рангом, он, как ей показалось, язвительно ответил:
- Ты – моя будущая жена, и мы вместе будем строить нашу империю. Так что привыкай!
Эта его странная одержимость женитьбой!
Казалось, он готов потащить Еву под венец сейчас же, и теперь этому странному, совершенно незнакомому человеку было бы трудно отказать. Он проделал бы это силой. Но у него были дела поважнее; и он снова уходил, бросив на прощание свое очередное «ты моя», и «привыкай».
- Кто здесь?!
Ева, проснувшись от звука, громкого, как пистолетный выстрел, подскочила в кресле, моргая заспанными глазами.
Ее левая рука, казалось бы, незаметно для невидимого гостя, нащупывала подаренный лайтсайбер под столешней. Мастер приделал туда вторую полку по ее просьбе, и там она спрятала подарок Вейдера.
Звук повторился. Казалось, чья-то тяжелая нога раздавила хрупкий и колкий панцирь улитки на каменной плите.
- Держите мой подарок под рукой? – раздался голос Вейдера, и фигура укрытая темным плащом с головы до ног, выступила из темноты и шагнула в прямоугольник ночного света, падающего из окна на ковер перед столом Евы. – Похвально.
- Лорд Вейдер?! – потрясенно произнесла женщина, отходя от первого испуга и опускаясь в кресло. Ее левая рука удобно легла на рукоять сайбера, большой палец нащупал гладкую, отполированную мастером кнопку. – Что вы тут делаете? Как вы сюда попали?! Мы же только что…
- Уже утро, - ответил Вейдер, ступив к окну и отдернув тонкую прозрачную ткань шторы. На небе бледнели звезды, небо из насыщенно-синего превращалось в бледное.
- Как вы попали мою квартиру?! – до Евы вдруг дошло, что оба они находятся в ее кабинете, дверь в который заперта на ключ. Вот же он лежит, блестя серебристой дужкой, чуть выглядывая из-под вороха бумаг!
Ответа не последовало.
- Что вы тут делаете вообще?!
- Что я тут делаю? Странный вопрос. Вы сами звали меня.
- Звала?!
Ситх вел себя странно.
Он не пытался подойти к Еве, замершей в своем кресле, держащей руку под столом. Неторопливо ступая тяжелыми рубчатыми подошвами по полу, натертому до блеска, он обошел всю комнату, чуть прикасаясь руками к разным вещам. Он словно искал что-то, прислушиваясь к ощущениям, к шепоту Силы.
- Он был тут, - произнес Вейдер, шумно втягивая воздух и словно принюхиваясь к оставленному каким-то человеком запаху. – Я чувствую его.
Это был именно Вейдер, ошибки быть не могло. Из сотни других людей Ева узнала бы его походку, его движения, его запах.
Но почему он вел себя так странно?!
- Дайте мне ключ, - произнес он, протянув руку. Просьба его была странной – если вспомнить, что сюда он попал совершенно безо всякого ключа. Но Ева, словно завороженная, приподнялась и положила в его ладонь маленький ключ, и ситх отступил, спрятался в темноте.
Ева не слышала, как ситх отпирает дверь.
В темноте ее кабинета она слышала только его дыхание – спокойное, очень спокойное. Не слышно было даже скрежета металла в замочной скважине.
И тем страннее было, когда дверь распахнулась от мощного пинка, и темные портьеры осветились алым отсветом от активированного сайбера Вейдера.
Тот, кого искал Вейдер, стоял там, в коридоре, соединяющем несколько комнат. Падающий свет делил коридор на клетки, перемежаясь с темными участками, и тот, кого искал Вейдер, стоял на светлой клетке. Пешка, двинутая вперед в шахматной партии.
И в руке его тоже был зажат опущенный алый сайбер.
Это был высокий, статный человек, одетый, как и полагалось бы любому ситху, в традиционные темные одежды.
Он выглядел страшно, как призрак, и, казалось, стоял тут уже давно. Еве показалось, что от ужаса у нее сердце останавливается, когда она представила, что она поутру раскрывает дверь, а за ней ее ждет этот человек...
Силуэт его тела показался Еве смутно знакомым, но ситх, понимая, что рискует быть узнанным, несколько раз крутанул в руке сайбер, меняя позы, не позволяя смотрящим на него сосредоточиться на чем-либо конкретном, зацепится за знакомый жест, позу, движение.
Лица его не было видно; вероятно, в этом была вина неверного ночного освещения. А может, это было его личной особенностью, его личной защитой.
Только ненавидящие желтые глаза вспыхивали в темноте…
- Мимикрия, - произнес Вейдер словно про себя.
Ева не успела рассмотреть, опознать его. Ситх, втянув смертоносное алое жало, мгновенно развернулся и бросился вон, и исчез. Словно растворился в ночной темноте.
- Кто это был?! – вскричала Ева.
- Дарт Акс, - произнес Вейдер, и его слова страшным эхом отозвались в ее ушах.- Новый ученик императора. Он охотится на вас. Он следит за вами. Он постоянно рядом с вами.
- Зачем?!
- Думаю, вам знать лучше.
- Почему он убежал?! Испугался? Он вас испугался?
- Нет. Это не страх. Он еще не готов. Поэтому он не стал нападать.
Вейдер дезактивировал сайбер и убрал его на пояс.
- Вы так и будете стоять? – произнес он, оборачиваясь к Еве.- Ночевать в кабинете – не самая удачная мысль.
- Уже утро, - произнесла она, кутаясь в халат. Только сейчас она обратила внимание, что он распахнут, и Вейдер может свободно любоваться ее шелковой ночной рубашкой, лиф которой выполнен из тонких кружев. Одеяние более чем откровенное. Ему не нужно даже напрягать воображение, чтобы представит ее прелести во всей красе.
- Вам все равно нужно отдохнуть, - произнес он, скрывая усмешку в тени своего капюшона. Он дернул одну из своих перчаток за пальцы, стаскивая ее с руки, и один из его пальцев провел по полированной столешне, оставляя на ее блестящей поверхности матовый след. – Жестковато для подушки. И слишком пыльно.
Ева, как завороженная, смотрела на его руку.
В ночном свете ей показалось, что его пальцы светились холодноватым светом, и она подумала, что Вейдер сделал себе новую руку, анатомически идеальной формы.
Тонкие, идеально отполированные пальцы, с суставами и даже ногтями.
Но, еще раз глянув на след, оставленный его рукой на столе, и не услышав металлического звука прикосновения к столу, она с удивлением и даже с каким-то благоговейным страхом поняла, что его рука – живая…
- Как… как вам это удалось?! – произнесла она, расширенными от ужаса глазами наблюдая, как пальцы Вейдера растирают какие-то невидимые пылинки. – Как вы смогли вернуть себе здоровье?! Кто вы?! Кто вы такой?!
Вейдер обернулся к ней, и осторожно снял с головы капюшон.
- Вы не узнаете меня?!
На Еву глянули незнакомые ей синие глаза, ночной свет Риггеля осветил волнистые светлые волосы. Дарт Вейдер с недоумением смотрел на Еву, но это был он и не он одновременно. Он выглядел так, словно пламя Мустафара никогда не касалось его, и не было всех этих лет, разделяющих два отрезка времени – Тогда и Сейчас.
Рука Евы нерешительно коснулась этого незнакомого молодого лица, и его горячая ладонь накрыла ее дрожащие пальцы, а твердые губы поцеловали мягкую женскую руку в ладонь.
- Да почему же вы не узнаете меня?!
Лицо под ее пальцами было не мираж, не видение. Пальцы Евы ощутили даже жесткие трещинки на его обветренных губах. Она узнавала его профиль, его мимику, его улыбку… Однако, как такое возможно?!
- Не все ли тебе равно, как я выгляжу? – произнес Вейдер, стаскивая с руки вторую перчатку. Его горячие ладони легли на ее виски, и он поднял к себе ее лицо, заглянул в ее изумленные глаза. – Не все ли равно? Это же я!
Он прижался к ее губам своими губами, целуя, и ее сомнения растворились, растаяли. Она прижалась к ситху всем телом, грудью, животом, ощущая, как в ней разгорается страсть, и горячая бесстыжая ладонь ситха скользнула по розовым кружевам, отыскивая остренький сосок.
- Иди-ка сюда, мой оловянный солдатик!
Ситх шевельнул плечами, скидывая свой тяжелый толстый плащ на пол, и поднял Еву на руки, кое-как справившись с мешающими ему складками ее широкого халата.
По шахматному коридору он пронес ее, отыскивая среди комнат ее спальню, и так же, ногой, распахнул дверь.
В шуршащих простынях он освободил ее поспешно от одежды, и она вскрикивала от бессовестных прикосновений и внезапных проникновений его жадных, бессовестных рук.
Какие же они ненасытные, его руки…
- Что вы делаете?!
Отбросив на пол последнюю вещь, стащенную - с себя? С нее? – Вейдер прижался к Еве всем своим телом, холодным – наверное, здорово продрог, за окном к утру крепчал мороз, - не в силах больше сдерживать свою страсть, он запечатал ее протестующий рот долгим поцелуем, таким, от которого у нее закружилась голова и сладко заныло внизу живота, - и его бесстыжие руки снова оказались внизу. Требовательно разведя ее бедра, стискивая, сжимая нежную кожу, Вейдер, целуя женщину все ниже, - в шею, - ниже, - покусывая остренькие соски,- ниже, - обводя языком трепещущий животик, - подобрался к самому тайному ее месте, и прижался губам к ее пылающему лону.
- Да что же вы делаете!?!
Одна его властная рука принудила ее лечь снова, а вторая, забравшись под выгнувшуюся поясницу, заставила женщину прогнуться еще сильнее, развернув бедра и раскрыв перед ним самое чувствительное ее место.
Так страстен он не был еще никогда. Его бесстыжие ласки заставляли ее дрожать мелкой дрожью и вскрикивать, а его горячие руки укрощали ее, удерживая в одном положении, не позволяя спрятаться, закрыться от него. И первая волна удовольствия пришла очень быстро, и даже он с трудом справился с ее телом, бурно переживающим первое острое удовольствие.
- Иди-ка ко мне, мой оловянный солдатик!
Поднявшись сам, Вейдер, не дав ей времени передохнуть, поднял и ее, усадив к себе на колени. Его бесстыжая рука ласкала женщину между ног, а вторая опускала, опускала ее обмякшее тело вниз…
Почувствовав, как его плоть входит в нее, Ева застонала, и попыталась сопротивляться, но это было бесполезно. Он заставил ее сесть к себе на колени, полностью приняв его в себя, и несколько секунд удерживал в этом положении, дав ей возможность привыкнуть к ощущениям внутри себя.
Затем он отстранил ее от себя, почти уложив на простыни, и одновременно подтянув ее к себе, прижавшись животом к ее животу… кажется, она поняла, что он хотел, и начала двигаться сама, направляемая его руками.
Это было невыносимое ощущение – максимально разведенные бедра, и его горячая рука внизу живота, и Ева сходила с ума, ощущая себя пойманной, бьющейся за свою свободу и сходящей с ума от наслаждения. Он вжимался в ее тело, вырывая из ее губ крики, и его бессовестные руки то сжимали ее плоть, то соскальзывали вниз, лаская, проникая между их прижавшимися телами. Пальцы Вейдера нащупывали острые соски, и царапали ее влажную спину, доводя женщину до умопомрачения.
И удовольствие снизошло на обоих, заставив их тела замереть, не двигаться.
И оба, прижимаясь друг к другу, пережидая наслаждение, еле двигались, доставляя друг другу последние, острые ощущения…
…Ева с криком проснулась, и села в своем кресле.
Перед ней на столе лежал сайбер императора, поблескивая красным глазком. Фиолетовый тяжелый халат, истерзанный, скомканный, чуть влажный, валялся на полу – подняв его, Ева уловила чуть заметный запах, тот самый запах, который обычно ознаменовывает интимное свидание. И тело, скованное истомой тело говорило о том, что только что оно билось, дрожало от страсти и полученного удовольствия…
Приснилось? Ей все это приснилось?!
Ева спрятала лицо в ладонях, ощущая, как горят искусанные губы.
Сон был реален, и воспоминания о некоторых его эпизодах вгоняли женщину в краску.
… В это же время Вейдер в своем кабинете на станции проснулся, и стол под его механическими пальцами жалобно скрипнул, и столешня лопнула, ощетинившись острыми щепками. Сон настиг и его, и острое наслаждение некоторое время не давало ему ни двинуться, ни пошевелиться. Сердце его бешено колотилось, и он все еще ощущал движение ее шелковистых бедер на своих, а руки его все еще будто бы сжимали прижавшееся к нему тело женщины, содрогающееся от полученного удовольствия.
- Ева, - прошептал он, задыхаясь, и ее имя ласкало его язык не меньше поцелуя. – Ева…
Он поднял свою руку, и, поворачивая ее туда-сюда, рассматривая.
Анатомически идеальная рука, хм... интересная идея.
| 
