После затяжки Алиса воспрянет духом и откроет дверь, ведущую в быль, Где бравый Лондон чертовски мерзнет и мрет, валясь Биг Беном в ковыль, Где сонный Лондон горит, кричит и бьет набатом по головам, Где долбаный Лондон лежит в руинах, а вместо Тауэра – котлован.
Крик старого города прочно засел внутри, по ночам вырывается, бьет в висках: «Посмотри, посмотри, что ты сделала, девочка в синем платьице и чулках». Девочка смотрит. Ей даже жаль, что здесь найдешь не заварку, а прах – Чая хочется больше, чем видеть маркиз и тощих юношей в сюртуках.
На чай она может выменять волосы – седые, правда, как пух у ворон, Цепочку с часами, щепку стола, булавку от Шляпника, да пару крон, Но стол завален камнями и плошками, крысы пытаются выставить вон – Вон из подвала, из здания, Лондона, вон из дома, что давно уж не дом.
Дальше - по пустошам, выстланным камнем. Дел еще, в общем-то, невпроворот. Говорили как-то, что на рыночной площади синий висел, улыбаясь, кот. Говорили, что снова теперь варкается, по улицам города бредет Бармаглот. Говорили, что девочка в платье старится, можно сказать, уже не живет Говорили, девочке кажется, что Лондон в руинах который год, Что Алиса плетет белоснежные косы и в улыбке крИвит беззубый рот, Каждый вечер твердя, как молитву: «Белый кролик не опоздает. Белый кролик Меня ... заберет?».
