Воспоминания. Они были страшные и радостные, печальные и прекрасные. Лара снова переживала свою – чужую жизнь. Вот она после битвы хоронит в одной могиле, с жидкой грязью в глубине, своих друзей и врагов, и всем одинаково закрывает глаза. Вот 160 лет назад к власти пришла Инквизиция и прежняя Хранительница порта – неперворждённая Валькирия девчонка 16 лет повешена за укрывательство своего друга. Вот глава ордена Лисы кричит ей : « Ты ведь Перворождённая, сделай что – нибудь! » Перворождённая? Да, как и Госпожа Ринель. Значит есть крылья и живу вечно. Новое воспоминание – с севера пришли норманны, и орден Лисы закончил своё существование. А нужен ли был орден фанатиков, богатых непомерно, а пользы не приносящих? Нечто вроде ордена тамплиеров, но с них хоть толк был… Вот праздники – один за другим, год был урожайным. Вот рождается девочка, и Лера называет её Фиби. Всего 15 лет назад. Девочку назначают Хранительницей порта. И… ОН. Просто кто – то в толпе. И страшная мысль, пришедшая в голову - судьба Перворождённой полюбить один раз в жизни. А потом он умирает. И жить после этого ничуть не хочется. Так вот от чего она сбежала 15 лет назад! Серж …она потеряет его. И будет жить дальше. Новое воспоминание. Император. Белоснежный дракон, сын Перворождённой драконихи и оборотня. Формальный правитель, выполняющий только одну функцию. Чужаки. Можно, дойдя до замка Императора загадать желание и проваливать обратно в свой мир. Или остаться. Многое предстояло расставить по местам. Эти смутные образы…что за орден Лисы?.. Ах да. Кучка помешанных…тамплиеры… Фиби. Её выбрали старинным, как мир способом. По крови, внешности, и характеру, определённому ещё до её рождения она подходила. Но она, единственная из рождённых в тот день девочек – а было важно, чтобы родилась она 1 ноября, в ночь с 31 на 1, в ночь Самхейна – имела пустую руну в предсказании. Эту ночь знали викинги, воительницей небесного войска которых она формально являлась. Фиби. Кажется, ей сулили великую, но не счастливую судьбу. Серж. Она сделала глупость, стерев себе память перед переходом из одного мира в другой. Госпожа Ринель ждёт их в порту. Фиби, умница девочка, позвала их. Совет собирается только в экстренных случаях, значит, что – то случилось. И ещё много, много чего. Словно смотришь кино, в ускоренной перемотке и ты – какой – нибудь геномодифицированный мутант с обострённой реакцией и восприятием. Тяжело хранить память сотен тысяч лет. Наконец она вынырнула из водопада воспоминаний. …Алине повезло с приземлением меньше. Тихо матерясь, она вытирала кровь с расцарапанной щеки. Джинсовое пальто разодрано в хлам. Внезапно она исчезла. На её месте стали появляться звери – с неизменно роскошной рыжей шерстью и огромным огненным хвостом. Именно огненным, сотканным из язычков пламени. Куница, горностай, ласка, лиса, выдра, соболь, песец…череда зверей. Череда возможностей…череда воспоминаний. Прошло несколько секунд, и Алина превратилась в человека. Казалось, она ещё не до конца осознала, что произошло. И…она была счастлива. СЧАСТЛИВОЙ её не видел ещё никто. По – настоящему счастливой. Не то цинично – туповатое удовлетворение, от того что наконец кончился ещё один тяжёлый день в обществе стада дегенератов. А такими мизантроп Алина считала подавляющую часть человечества. Не покровительственная усмешка с всё тем же скучающим циничным удовлетворением, когда кому – то из врагов плохо, когда закончилась последняя четверть, когда ей вручили огромную стопку дипломов за первые места в олимпиадах. О ней никто не говорил, что она умная, но ленивая. Она могла бы учиться на одни пятёрки, получать места на международных конкурсах – у неё были не просто данные к этому, у неё был едва ли не талант. Но она считала себя выше этой суеты. И предпочитала периодически картинно тупить, чтобы её меньше трогали. А сейчас она была счастлива – улыбалась светло, по – детски. Правда, продержалась эта идиллия недолго. Рядом с Алиной валялся Сергей. Сначала – в виде туши дракона, размером метров пять. Дракон был какой – то неромантичный, звероподобный, похожий больше на медведя с большими, чешуйчатыми крыльями. Лера пинками подняла с земли офигевших друзей. Наконец они разобрались в собственных ощущениях, Алина излила свои бурные восторги (в свойственной ей манере не очень поэтичным, но доходчивым языком), Серж пробухтелся, и они смогли осмотреться. Всё видимое пространство было равниной, без каких – либо возвышенностей. Пейзаж поражал своей мёртвой, холодной красотой. Зелёные, синие искры, как живые огоньки внутри растений, земли, и казалось самого неба, бились, будто сердца. Лёд. Сколько можно было видеть – только лёд. И трава, и цветы, и деревья – многовековой монолитный лёд. Мёртвая фантазия. Всё находящиеся здесь было фантазией Перворождённых. И когда Перворождённый погибал, фантазия умирала вместе с ним. -Где мы?! – Серж ошарашено смотрел по сторонам. -Мы не тама, мы тута. – А что ещё сказать, если она сама с трудом себе представляет? -Мы не тама, мы ЗДЕСЯ!!! – восторгу Алины не было предела. -Да, тут вам не здесь… Так, ребятки идём пять километров, и будет море. Перейдём, и до порта Арлета останется два километра. -А… море… -Тут сложная система, её явно создал шизофреник. -Создал? Пришлось объяснять. Долго и доходчиво. -Ну, вы ребятки даёте! Респект и уважуха. А где твоя фантазия? -Это лес. О, там обязательно нужно побывать! Ладно, идём в порт Арлет. -Какой порт?! -Арлет. Поясняю – крупнейшая торговая точка, почти столица, стратегически незаменимый объект. Поэтому вся политика проводиться там. И идёмте быстрее, у нас мало времени. … -Артачится, ведьмин подкидыш. -Не её это судьба. -Да? Наличие сразу двух пустых рун в предсказании делают её опасной, мы не знаем, чего от неё ждать. Пускай идёт замуж, как все девки. И забудет колдовать. -Не её это судьба. Пускай идёт замуж, что я ей, зла желаю? Да только поймай девку дурную в лесу, она там каждую кочку знает, её там лешие привечают, водяные узнают, каждый куст, каждая травинка ей послушна. Иди, лови. Ни себя, ни псов не сбережёшь. -А как тогда? -Сама придёт, срок дай. А там – повяжем да замуж. И боги видят – не по доброй воле невеста уходит, и людям спокойней, пусть ведьма шалая остепениться, небось, с кучей детей уже по лесу не побегаешь. Всё это мы с сестрой, Ледославой, тихо усмехаясь, слушали из соседней клети. Ледослава пошла в мать - чернокосая, светлоокая, невысокая такая девушка с глазами – льдинками. Только нравом вышла – не в мать. Мы обе были слишком своенравны, слишком строптивы. Когда беременная мать гадала на старшую сестру – Ледославу, было предсказание, что родиться девочка, надежда рода, опора родителей, но проблем с ней будет много и польститься не на своего парня, за сокола залётного – за воина пойдёт. Вот её замуж и не выдавали. А с нею младшую не трогали – куда малолетке вперёд старших! И обоих это устраивало. А младшая уж совсем непонятна была – предсказание сначала дало три пустых руны – полная неопределённость, но зато сообщило, что родиться мальчик. Потом открылась одна руна – руна воина. Вот радости родителям было, меч купили, сынка ждали. А родилась девочка. Первая светловолосая в роду. Ой, как плевалась мать! Глаза у девочки были ясные серые, лёгкое косоглазие их не портило. А с возрастом у девки совсем ум вышибло – чуть что – брала целую свору собак – ЕЁ собак – да стрелой в лес, и не поймаешь её, пряталась, а преследователи то на медведя нарвутся, то за корень зацепятся, одному дерево веткой чуть глаз не выбило. А девки – нету. И собак – нету. Всей своры. Так – то. Не любили меня в роду, а кто ведьм любит? Но уважали. Побаивались. Я лучше любого оберега отводила несчастья, при мне не случалось у баб выкидышей, в домах – пожаров, волки не резали скот, медведи – шатуны не выходили из лесу к деревне, не топил пригожих девок водяной. Я со всеми домовыми, лешими, овинниками, банниками, омутниками перешепталась – у всех своя была, со всеми договор имела. Я ещё в двенадцать лет силу в себе почуяла, а как почуяла, так пошла к ведунье нашей. Она меня многому научила. Я различала сотни трав, тысячи камней, полсотни видов воды и их свойства и применение, я умела говорить с нечистью, я умела облегчить женщине роды и дать сил мужчине – травами, только травами, умела предсказывать судьбу простым людям – если к их судьбе не было привязано ещё пару десятков чужих судеб. Но всё это была женская магия. А вот в городе за предсказание и добрый совет мне оружейник оружие подарил заморское. Диковинное. Две спицы вязальные, и набалдашники бирюзовые. Дёрнешь набалдашник хорошенько – появляются два ножа, тоньше спиц, острее иных лезвий. Сами холодного метала, в жару не нагревались. Сразу видно – не простое оружие, вот оружейник его ведьме и отдал. В локоть длинной лезвия, и метать их хорошо, и в ближнем бою годятся. Никто меня этому не учил, сама научилась, иные из луков так в цель не били, как я этими клинками. Спицами я косу закалывала, никто ж не знает, что в волосах у девки оружие почище иного меча спрятано. Аи, не о том разговор. Сейчас Ледослава мне косу доплела – у неё и свои и мои волосы шековиночка к шелковиночке ложились, а у меня – в мочалку превращались. Не жалела сестра ленты вплетать – не шёлковые, праздничные, а грубой ткани, золотистые. В пути за косой легче будет ухаживать. Я сегодня из дому уходила – навсегда. Не хочу я тесто месить да порты стирать, да за кем родители назначат… вперёд старшей сестры выдавали, видно посудили, что воину всё равно будет, а младшую иначе не угомонить. -Ну, вот ты и готова. Ой, не повезло мне с лицом – сразу видать – баба. -Ничего…сейчас… Умница сестричка провела сажей несколько полос по моему лицу - долго шёл парень, из сгоревшего села за лесом. -Спасибо. Я обняла притихшую сестру и протянула ей свой оберег – женский, Матерь – Мокош. Мать всё пыталась выбить из меня мужские замашки, даже богов на помощь звала…к очагу привадить, за прялку усадить. -Прощай, сестрица. Может, свидимся ещё. И я ушла. Тихо выпрыгнула в окно и скрылась в лесной темноте. … Это случилось зимней ночью. Зима тогда стояла холодная. И ночная темнота была прозрачной, ледяной и мёртвой. За окном была ночь, а в доме жарко горел очаг - его жители нечасто могли позволить себе такую роскошь, и к хозяевам дома присоединилась ещё одна семья, с которой им вскоре предстояло породниться. За красавицу – дочку, Эвелин посватался хороший парень – Эрезель, бортник. И кто видел его за работой, тот бы не посмел сказать, что это занятие недостойно мужчины…впрочем, он и меч держать умел. Эвелин было всего семнадцать, и то, что она умела колдовать, она не афишировала и жила тихо и спокойно. Хорошо шила, прекрасно готовила. Сегодня в гости к ней и её родителям пришёл Эрезель с младшей сестрёнкой. Они жили вдвоём, родителей у них отняли – мать за ведьмовство, отца за пособничество, и только десятилетнего Эрезеля с новорождённой сестрой так и не нашли. Он вернулся в сожженный дом. Всё, что от него осталось – маленькая пасека отца…поэтому Эрезель запретил Эвелин даже заикаться о том, что она ведьма. Плакаты на стенах городских зданий гласили – «каждой ведьме найдётся свой костёр». Эрезелю было девятнадцать. И он не хотел потерять ещё и любимую… Мать Эвелин привечала Эрезеля, да и отец добродушно посмеивался, глядя на него – он всегда хотел сына, и, пожалуй, не был бы против, если бы он был похож на зятя. А к маленькой Лилит они и вовсе относились как к младшей дочери. Над очагом висел котёл с похлёбкой, Эрезель принёс плошку своего лучшего мёда – прозрачного, душистого. В доме пахло огнём – тёплым, домашним, - мёдом и розами. Розы были страстью Эвелин – несколько кустов, алых и белых она на зиму всегда приносила в дом. Она мечтала, как у них с Эрезелем будет сад, объединивший сад и пасеку. Этакий союз цветов и пчёл должен был сделать этот сад одним из самых пышных в округе… Отец что – то сказал Эрезелю, тот отшутился – добродушно, не зло. Эвелин рассмеялась. Смех у неё был серебристый, чистый. Она была тогда довольно миловидной – у неё были очень волнистые песочные волосы – только до плеч, она их постоянно обрезала, серые глаза, довольно привлекательное лицо. Одета она была просто – серое платье в клетку, тоже серый, на тон темнее передник. Она не любила яркие наряды. А ещё Эвелин хорошо пела. И сейчас, по просьбе Эрезеля она запела одну из своих любимых песен. У кого впереди пустота У того позади боль И даже в веках эта тоска Останется вместе с тобой. И не раз, и не два нам лицо утирали льдом Только я забываю верить в слова И особенно в сказки со счастливым концом Потому что отныне и навеки одна. Пронзительно – алый рассвет После пронзительно – синей ночи Это значит – тебя уже нет Это значит, ты жить не захочешь… Песня пришлась не к месту. Эвелин смутилась и запела одну из самых весёлых и не самых приличных песен, какие она только знала. Песня оборвалась на полуслове. Эвелин своим ведьминским чутьём почуяла опасность – липкую, холодную…она подлетела к окну и одними губами прошептала – «облава…» Вот сейчас, когда все пригрелись и расслабились - началось. Инквизиция пришла за ведьмой. -Тётя Эви, мне страшно… -Мне тоже, малышка… -Эвелин, сюда! Эрезель открыл подпол помог спуститься, протянул плачущую Лилит. -Всё будет хорошо, малышка. Держи…на память – одной рукой он протягивал им две подвески в виде серебряных пчёл. Другой доставал меч. -Эвелин…я любил тебя. – Последний, быстрый поцелуй – и крышка подпола закрылась. Эвелин дрожащими руками открыла одну из дубовых бочек – самых больших и посадила туда Лилит, строго наказав не плакать. Сама же полезла во второй подвал – там места было на одного человека. Это было убежище специально для неё. Она беззвучно глотала слёзы. Она слышала, как вышибли дверь. Она слышала ледяной голос матери, командный голос Эрезеля, слышала короткий диалог, звуки короткой, неравной схватки – один глухой удар и два – свистящих, удара мечом. В подпол не заглянули. Через пару часов она вылезла из подвала. Выпустила Лилит и запретила ей высовываться. Полезла в дом. Отца с матерью она не нашла. Зато нашла Эрезеля. В луже крови, на пороге. Она подавилась криком. Серебряная пчёлка – вот и всё, что у неё осталось… Она стала быстро собираться. Завтра сюда придут инквизиторы. Они сожгут дом. А вместе с ним – оставшихся в живых хозяев. Она завязала в передник деньги, схватила самый маленький горшок с розой, быстро переоделась в охотничий костюм, взяла нож. Затем, найдя в сундуке широкий зелёный шарф закрыла им лицо до бровей. Вытащила Лилит из подпола, велев не открывать глаза. Куда девчонку девать? Правильно, в домик пасечника. Самое безопасное место сегодня во всей деревне. А у неё ещё есть дела. Она завернула тело Эрезеля в покрывало и, пачкаясь кровью и останавливаясь, она вырыла могилу. Она не могла позволить себе такой роскоши, как хотя бы подпись. И сделала для него последнее, что могла – отвела глаза от захоронения. Она не стала клясться на могиле, что найдёт убийц и перережет им глотки, не сказала последних слов о своей неземной любви, и вообще не сделала ничего, что положено делать в таких ситуациях. Она вернулась домой. В свой бывший будущий дом, она забрала Лилит и выгнав из стойла лошадь Эрезеля, запрягла её в телегу и по накатанной дороге отправилась в город. В городе её ждали неотложные дела. … Пройдя положенные пять километров, они подошли к морю. У Алины вырвался стон. Море было серым и по нему плыли бесконечные серые льды. Но они казались не просто глыбами льда. Трудно объяснить, на что было похоже это море. Словно фигура из бесценного хрусталя, поражающая изяществом и мастерством исполнения разбилась бы на тысячу осколков. И в каждом осколке – отблеск былого великолепия. Лера точно знала, что сделать. Пусть море узнает в ней Перворождённую, пусть проснётся в нём остаток фантазии. Слова такие правильные, о долге и о чести Листья клёна на чёрной воде… Загорится костёр на осколках мести Крылья расправит тепло, улетая к далёкой звезде…
Север, холод, тысячи тонн воды Тяжесть холодного ветра в глаза… Только холодные, вечные льды И от полночи вечной не спрячешь лица…
Сияние севера, сотни погаснувших глаз Отблеск доспехов остывших сердец… Последний огонь подо льдами погас Жизнь замерла… приходит конец…
Лёд словно всколыхнулся навстречу. Словно дворовая собака, пожившая на улице много лет увидевшая человека, похожего на своего прежнего хозяина. Лёд выстроился в подобие хрустального моста. А когда – то он и был мостом. -Бежим! Надо говорить попытка перебежать море после пятикилометрового перехода не очень приятое занятие. И всё же было надо. Спать на ледяной траве не улыбалось никому. Первой сдала Алина. Она поскользнулась и упала в воду. Лера глухо вскрикнула и, сложив крылья, кинулась за ней. У Сержа не хватило ни ума, ни совести остаться. В ледяной воде плавали осколки льда, тонкие, длинные и острые, как клинки. Холод был всепоглощающим, а тяжесть воды невыносимой. И вдруг всё закончилось. Он стоял на дне. Рядом в буром облаке крови пыталась встать Алина. А вокруг вились призраки. Не было ржавых цепей, кровавых балахонов, и прочих шаблонных атрибутов нечисти. Тёмные провалы глаз, смутно напоминающие человеческие тела. -Кровь! А вот это они зря. Алина почти обиделась – ну что за дешёвые фентезийные эффекты?! Говорят, скрытые способности проявляются в экстренных ситуациях. Рыжая выдра кинулась к одному из призраков и… пропала. Зато на месте призрака стоял кареглазый мужчина. Он посмотрел на свои руки, сатанински рассмеялся и схватив, Леру и Сержа за шиворот рванулся вверх. Хриплым женским голосом он прошипел в ухо Сержу: -Ты-то куда, придурок?! -Алина, сумасшедшая, надорвешься! И тут холод, осколки и тяжесть воды вернулись. И призрак, выбросив их на лёд разжал, руки и исчез. -АЛИНА! Её нигде не было. Лера хотела было всплакнуть, но потом вспомнила, что она мокрая, вокруг мороз, а лежат они на льду. -Серж, помоги! Мокрые крылья оттягивали спину. А в голове вертелись отвратные мысли. Стоило Алине попасть сюда, как её порвали на куски. По её, Леры вине. Берег! Последним усилием она вырвалась из ледяных объятий моря. Морю не надо слёз… только «авось» не помог. Но поплакать и сейчас не удалось. Надо было развести костёр. Сзади раздавались звуки, в народе называемые рвотными позывами. – Серж в облике дракона пытался выплюнуть огонь на кучу сырых дров. -Прекрати, идиот! Всё. Сознание наконец её покинуло. Ах, если бы это принесло облегчение! Холод и пронзительная зелень глаз в сочетании с пламенем волос терзали её и в бессознательном состоянии. Протягивая руку и холодно улыбаясь, перед ней стояла Алина. Она была в глухом чёрном шёлковом платье волосы собраны в высокую причёску, а в глазах дикая сила, которую, казалось, не может вместить один человек. Потом сила погасла, улыбка стала тёплой, и по всему телу раскатилось спасительное тепло. Затем… глаза Алины вспыхнули БОЛЬЮ, волосы словно вспыхнули, а роскошная прическа превратилась в небрежно обрезанные абсолютно седые волосы. Глаза погасли, платье обросло стальным кружевом кольчуги. В седых волосах вспыхнул серебряный венок из дубовых листьев со светлыми опалами. В глазах вновь вспыхнула сила, и дикая ненависть. -АЛИНА! Лера открыла глаза. Серж. Костёр. А… -Ты звала её. -Она жива! Жива, я знаю! Взгляд Сержа потеплел. Он сказал: -Ты пролежала так сутки. Билась одновременно в лихорадке и истерике и звала сгинувшую подругу. Я чуть не рехнулся, слушая тебя. Я…думал, что потеряю тебя. Я люблю тебя, Лера. Вот этих слов она ждала три года. И разом все мысли вылетели из головы. И мир стал прекрасным. А Алина превратилась в побочный эффект. Надо было скорее добраться до порта. … Зверь оскалил клыки и с размаху проломил череп стоящему рядом призраку. Толку, конечно, не было, но вырваться удалось. Из последних сил, разрывая по пути связки, истеричными, короткими, словно жизнь фейверка усилиями. А вырвавшись на лёд добраться до берега. Там, захлёбываясь кровью, выдра превратилась в лису. Рядом сияли шесть зелёных огней. Пришли волки. Самый старый, вожак с седой мордой «послал» ей удивительно ясную мысль: « Что ты делаешь здесь (почтительно – осторожное) сестра?» Так. « Помоги мне. Мне нужен человек» «Какой?» О – па. «Любой» «Не понимаю». Начинается. Самое время петь деферамбы дедушке Щепетову. «Мне нужен человек из моей стаи» «Приведёт Инквизитора, и что делать буду?» Волки исчезли так же неожиданно, как и появились. Болело всё, начиная кончиков пальцев и заканчивая душой. Лицо не пострадало, а вот с рук кожа была содрана почти подчистую. Плохо. Кажется, сломано несколько костей, правой рукой пошевелить вообще не получается. Алина надеялась, что волк найдёт Леру и Сержа. Но псина привела какого – то оборванца. Пол его был с трудом определяем из-за слоя грязи и кошмарных лохмотьев. На лице прослеживались все виды болезней, которые нормальный человек может вспомнить в течение трёх часов. «Ты мне кого привёл?!» полный негодования мысленный посыл волка переводился как «Своих не узнаёшь?!» И тут её наконец догнало. И содранная кожа и рваные раны и потеря крови. Очнувшись, она обнаружила себя лежащей на земле, под подобием крыши. Она огляделась. Всё здесь дышало былой роскошью и полным запустением. Нищета, грязь, запустение. -Госпожа? Рядом сидел волк, а чуть вдалеке стоял знакомый нищий. Волна облегчения – волк не позволил бы притронуться к ней. Она чувствовала, что имеет странную связь с этим волком, что имеет над ним какую – то странную власть. Отстранённо пришла мысль – правильно, я оборотень. Выше зверя, выше человека, переходная стадия. Ко мне должны относиться с должным пиететом. -Как вас зовут? -Питер Милвертон. «Джойд» «У тебя есть имя? Ты не говорил» «Вы не спрашивали. Мой отец был псом и люди дали мне это имя» -Меня зовут Леди Каралина. До Алины дошла странная вещь. Питер Милвертон говорил на русском! А ничего странного, Лес – то Лерина фантазия. А как в порту? - На каком языке говорят люди в порту? -Арлет и все прилежащие территории говорят на языке марта учреждённом Инквизицией. Но помимо него все знают милийский. В знак протеста. Алина затосковала. Надо же так встрять, будучи полным лингвистическим деревом! - Не волнуйтесь, госпожа. Я редко выхожу из леса. Я передам вам знание языка. - А можно? -Да. МНЕ можно. Так. Кажется это не бродяга, поселившийся в развалинах древнего особняка. Точнее, не просто бродяга. -Кто же вы? И с чего такая честь? -Надо вам сказать, госпожа я корыстен. Я надеюсь, что вы мне заплатите. А был я учённым. Я рассчитал время. И угадайте, что случилось потом и за что я ненавижу Инквизицию? Алина похолодела. Человек ЕЁ стаи. Но как, чёрт побери, как?! -Как же вы передадите мне знание языков? Глаза Питера Милвертона загорелись. -На протяжении многих тысяч лет это считали невозможным. А я назвал невозможное неназванным. И сделал это! Дело в том, что в мозге человека есть атрофированный участок. Его не замечали, потому что он ничтожно мал и соединяется с участком, отвечающим за память… «Что за бред он несёт?! Что за сочинение на научную тему?!» Алина горько усмехнулась. Она наконец поняла, что говорит с сумасшедшим. … -Господин комендант, откройте ворота! - Кто идёт? -Бойтесь навлечь гнев Перворождённой, сэр Олрих! -Госпожа Риджевальд! Вы вернулись! Ворота порта распахнулись. Их встречала улыбающиеся Госпожа Ринель и девушка в которой Лера с большим трудом узнала Фиби. Фиби была сероволосой, с пронзительными ультрамариновыми глазами. Лицо было мягким, спокойным, но не добрым. -Здравствуйте, Госпожа Риджевальд. -Здравствуй, Фиби. Зови меня Лера. Девушка улыбнулась. Тонны обманчивого обаяния были в этой улыбке. А в глазах, глубоко, очень глубоко была готовность к бою. Дом госпожи Ринель не поражал роскошью. Это был деревянный дом с застеклёнными окнами. Серж чуть не упал, увидев намотанный на балку провод. -Тут есть Интернет?! -Ты упал, мальчик? Какой Интернет? Это калькулятор. И в самом деле, в углу стоял калькулятор. Огромный и невероятно дубовый. Бред какой – то, тут ведь не может быть электростанции! Куда они его втыкают, этот провод?! Так фентези или ненаучная фантастика? Дом был уютный. Деревянные половицы, полосатые паласики около печки, мягкий, ненапряжный свет. Пахнет смолой и розмарином… Как же спать хочется! Хоть прямо на паласе! Но сначала поесть. Переход от степи до порта в рекордно короткие сроки вымотал её порядочно. Фиби накрывала на стол. Серж с удивлением смотрел, как она хлопочет по хозяйству. Всё – таки женщины – поразительные существа. Когда что - то готовила Лера, то делала она это с таким непередаваемым достоинством в каждом движении, что казалось, что оказана тебе величайшая честь. Когда что – то делала Алина, казалось, что она – спец агент под личиной девушки в фартуке. А Фиби так хорошо вписывалась в этот уютный, тёплый дом, в эту атмосферу спокойствия и покоя, что казалось – вот оно, её призвание. Вот в таком доме, с мужем и детьми, и огромной кошкой рядом с печью готовить и салфетки вышивать. Неторопливые, плавные движения, мягкость, женственность – в его мире таких девушек уже лет сто как не было. Или были, как вымирающий вид… -Эй, хватит пялиться! Лера тайком вытерла слёзы. Чтобы Серж ни говорил, для неё было очень тяжело сорваться в чужой мир и остаться в нём навсегда. Но крылья… Да – да её эгоистично привлекала возможность полёта. И ощущение того, что она здесь дома. Наутро на стене дома было нацарапано чем – то очень тонким и острым «Легко хоронят только врагов» Лера побелела, как полотно но комментировать не стала. Ночью прямо во дворе завыл волк. Все повыскакивали из дома, и тут огненная тень метнулась к дому. Она пронеслась от одного угла дома к другому, и дом вспыхнул, в одну секунду, как стог сена. Полыхал пронзительным рыжим пламенем теплый дом, печка, паласики… Жаль было до слёз. Лера истерически смеялась. Вот он, ответ. На ней не лежит страшной ответственности за чужую смерть. Потому что смерти не было. А маленькая месть, в виде сожженного домика куда меньшее зло. Куда меньшее…
весьма интересно, с этим поспорить трудно. самобытность - это наше все. идея - так держать. но есть и минусы. вооот такие! ужасно много ошибок, ужасно. запятые и мягкие знаки просто умерли. текст не разделен на абзацы, и мысль идет сплошным потоком, информация просто хаотическая. затем наступает хаос в мыслях автора.
"...У кого впереди пустота У того позади боль " - это о чем? о геморрое или, извините, анальном сексе? Впереди чего?Позади чего? "...И не раз, и не два нам лицо утирали льдом " - я не поэт, конечно, но чем-то мне эта фраза не нравится. " "...Она завернула тело Эрезеля в покрывало и, пачкаясь кровью и останавливаясь, она вырыла могилу." - чьей кровью она пачкалась? не понятно. "...он всегда хотел сына, и, пожалуй, не был бы против, если бы он был похож на зятя." - кто на кого должен был быть похож?
"...Она завязала в передник деньги, схватила самый маленький горшок с розой, быстро переоделась в охотничий костюм, взяла нож." - тебя не смущает порядок действий? как она одевалась, жонглируя горшком? уходит прочь из дома, навсегда - и берет с собой горшок? странно. и так далее, и тому подобное. мысль ясна, но с оформлением этой самой мысли автор явно не справляется. выплевывает поспешно события. а спешка тут ник чему. для того, чтобы произведение стало лучше, нужно продумывать все, и представлять, как это выглядит.
У кого впереди пустота У того позади боль Да, честно говоря у меня похожие мысли вызвал этот стишок но дело в том, что часть с Эвелин я пробовала писать в соавторстве(возможно, вы заметили измение стиля). Так же как и часть с Вереей. Но если Вереею я всю переписала, то Эвелин пока не стала трогать. И горшок меня тоже порадовал. Кстати, подразумевалось, что она его посадит на могилу Эрезеля (цветок из горшка в смысле). Так что весь маразм о горшках и геморрое обещаю убрать, и с соавторством больше экспериментов не ставить ЗЫ. чуть не забыла - соавтор некто Эльха. А ошибки целиком мои(естественно за исключение некоторых моментов и стихотворения). Грешна, признаю:)) Переписанный
отлично. слава Богу! но надо все-таки пояснить, что сначала она оделась, а уж потом взяла цветок, и то, чтобы посадить его на могилу. вот в чем дело. такие места поясняй сразу. а то странно становится...
отлично, детк
