Риггель встретил Еву мокрым снегом с дождем, влажным теплым воздухом и раскисшей снеговой кашей под ногами.
Со взлетной площадки вся слякоть было выдута горячим дыханием вечно раскаленных дюз, и обнаженные плиты были по-летнему сухи и голы, словно пламя вымело всю грязь с них своим растрепанным веником.
Шагая по ним, Ева еще как-то держалась. Звук ее шагов - четкие сухие щелчки каблуков по серому граниту, отполированному почти до зеркальной гладкости, - успокаивали ее. В этих отточенных четких звуках она слышала уверенную поступь Вейдера, шагающего против зимней пурги, чуть наклонившего лицо, которое сек злой ветер, набитый под завязку колючим сухим снегом.
Но стоило ей выйти за периметр вечно живого, дышащего взлетного поля и ступить в раскисший весенник мрак, как ее выдержка изменила ей, и образ Вейдера, который она, казалось, запечатала в своем разуме, в своей памяти, и привезла с собой, рассыпался в прах, в тонкий серый нежный пепел, и она осталась одна. Налетевший ветер дул тонкие серые чешуйки, и от могучего образа ничего не осталось. 
Дарт Вейдер покинул ее.
Гордец, эгоист, сверлящий ее ненавидящим взглядом, он отвернулся от предавшей его женщины и ушел своей дорогой - в снежно-звездную пургу, предпочтя свободу и нескончаемый бой.
Кажется, он даже помолодел; кипящий гнев стер его тяжелую самоуверенность, заострил черты, добавил нервозности, молодой злости во взгляде, капнул яду в улыбку, расплавил морщинки в углах глаз, и сквозь тяжелый образ ситха проступили черты молодого Энакина, вновь попавшегося на ту же самую приманку.
Он спешил на войну; он вновь хотел уйти туда, где все просто, где нет нужды кому-то верить. Его походка была легкой и быстрой, и он не оборачивался, пройдя мимо Евы по коридору вместе с трудом поспевающей за ним Виро Рокор - туда, где ожидал шаттл, что должен был доставить его на позицию, где силы Альянса и Империи упрямо сшибались раз за разом.
Ева, смахивая ладонью катящиеся из глаз по щекам слезы, раз за разом воскрешала в своей памяти его последние слова - главком, облаченный в свой черный зловещий костюм, словно вышедший из того дня, когда он выслушал ее просьбу, снова смотрел на просительницу сверху вниз. Только сейчас у него не было слов сочувствия и понимания для нее.
К ужасу от этого стремительного разрыва прибавлялось еще и омерзение от осознания того, что теперь Вайенс, несомненно, будет наседать на нее, предъявляя свои права на вполне законную жену. Разумеется, ночью можно будет прятаться в своей комнате, запираться на ключ, но это не решит проблемы, не отменит надоедливые липкие скандалы, не отменит стук в двери, ругань, уговоры, крики...
Ева, усевшись в темноту служебной машины, с трудом дождалась момента, когда дверцу за ней закроют, и разрыдалась, уткнувшись лицом в ладони.
Она была виновата, совершив этот опрометчивый шаг, но, черт подери, почему же она не заслужила снисхождения и прощения?! 
Какого выбора ждет от нее Дарт Вейдер? Чем можно заслужить его доверие?!
Все слова были давно сказаны, все жертвы принесены, доказательства предъявлены. Какие же слова могут быть главнее слов "я люблю тебя"?
Ева мучительно думала над этим и ответа не находила.
Но больше всего ее задевало то, что Вейдер отпустил Дарт Софию - прекрасную Ирис с бесстыжими изумрудными глазами, маленькую красивую женщину, посмевшую вклиниться между ним и Евой. Она безжалостно рубанула, отсекла их друг от друга, прижигая огнем кровоточащие раны, нанесла болезненные раны обоим, но Вейдер простил ее. Нашел в себе силы; или же то, что она ему предложила взамен, намного больше, чем то, что давала ему Ева...
При мысли б этом слезы высыхали на ресницах, и Ева стискивала пальцы с такой силой, что лопались швы на тонкой коже ее белых перчаток.
Что там такое произошло между Вейдером и Ирис, в той темноте, которую так тщательно скрывает от посторонних глаз ситх, что он не смог убить ту, которая нанесла ему такую болезненную рану?
Вейдер сам мучился от разрыва с Евой; это было видно. Ярость сжигала его, высушивая тело, заострив нос и четче очертив губы, но он не сожалел о том, что Ирис жива.
О том, что шелк ее черных волос все еще не потускнел и не засыпан землей, о том, что ее безжалостные глаза все так же смотрят на мир, и на виске под тонкой кожей бьется тонкая синяя жилка...
Что-то произошло между ними; Ева не зала, что, но чувствовала эту крепкую связь, которая шелковыми кручеными крепкими нитями опутывала их обоих, оставаясь чем-то интимным, безмолвным. Об этом не говорят, не вспоминают и не обсуждают, но оно передается из глаз в глаза - из зеленых в синие, снизу, из-под черных ресниц, вверх, под сурово сдвинутые брови, из полуоткрытых розовых губ, с приоткрытой блестящей полоской жемчужных зубов, вместе с дыханием, в сурово сжатые каменные губы...
И Ева стонала от боли, сгибаясь пополам, сжимаясь, словно в животе ее завязывался тугой узел, стягивающий и корежащий все ее тело, чувствуя, как Вейдер жаждет прикоснуться к этой порочной, жестокой женщине...
За одно только это Ева хотела уничтожить, переломать Ирис, смять ее в кулаке, как лист бумаги, превратив ее гармонию в бесформенный ком, скопище ломаных линий.
Это не вернуло бы ситха; но зато уничтожило бы то, что греет его сердце волнующими воспоминаниями.
Да, Ева хотела причинить ему боль.
Она хотела найти те слова, что он ждал от нее, но удавалось находить только то, что причиняет ему боль, обоюдоострое оружие.
Ева понимала, что за смерть Ирис Вейдер может возненавидеть ее еще больше, но ничего поделать с собой не могла.
Ирис должна была умереть - за то, что посмела разделить эту тайну с ним...
**************

На ее счастье, Вайенса на Риггеле не было.
Что за дела задержали его, никто не знал. Он вышел на связь ненадолго, сказав, что явится позже, и вновь пропал. Бразды правления он передал Еве, и велел ей как только она явится с приема, приступить к закрытию скандальной шахты, на дне которой, как говорили, покоится Дарт Акс.
Поступали предложения разыскать и поднять его тело, но Вайенс тотчас отмел эту мысль.
- Кто полезет туда, внутрь, при угрозе обрушения? - бесцветным голосом, полным усталости, произнес он, глядя воспаленными красными глазами на собеседника. - Вы? Стены шахты не закреплены, один удар - и все рухнет вниз, и погребет всю спасательную команду. Нет, я не возьму на себя такую ответственность. Я запрещаю вам это делать. Просто засыпьте его там.
Проклятый Риггель...
Вспоминая величественный прекрасный храм, Сердце Риггеля, Ева снова всплакнула, понимая, что он все же стал ее, и теперь принадлежит ей как и вся остальная планета. Но это не грело сердце женщины; наоборот. Теперь она чувствовала себя такой же мертвой, как груда этих старых камней в пустыне. 
Очень символично.
В свою комнату она велела установить еще одни двери, к которым не подходил универсальный ключ Вайенса.
Створки их уходили внутрь стен, прятались, и Вайенс не сразу заметит их, когда вернется. Когда захочет войти к ней...
Но об этом Ева предпочитала не думать.

************
Вайенс прибыл внезапно, недели через три, никого заранее не поставив в известность.
Его черный силуэт вынырнул из тяжелого тумана, наползшего на военные корпуса с космопорта, разогретого взлетающей и садящейся техникой, и Еве, наблюдающей его появление, показалось, что это приведения вынырнули из мутной серой реки забвения; Вайенс был не один, его сопровождали его черные летчики, и с каждой их фигурой, выныривающей из меловой мути, Ева отшатывалась на шаг от окна, чувствуя, как сердце сходит с ума от ужаса и отвращения.
Вайенс выглядел очень странно; с такого большого расстояния она не могла понять, что, но что-то в облике Вайенса изменилось. Из окна Ева смогла рассмотреть только странную шапочку-капюшон, закрывающую всю голову генерала, из-под которой лицо Вайенса виднелось бледным пятном, да массивный воротник на черной куртке, на которой тревожно мигал какой-то датчик.
Изменилась и походка генерала; Вайенс ступал тяжело, с каким-то непонятым замедлением, его широкие плечи были напряжены, кулаки сжаты. На миг Еве показалось, что Вайенс, погнавшись за Вейдером, начал умирать, что он превращается в какую-то машину, автомат...
- Бред, - произнесла она, стряхивая наваждение и отходя от окна. 
Она вернулась за свой стол, и уселась, стараясь вернуться к работе, но мысли не шли в голову. Рассеянно чертила она кружки и палочки на бумаге, пока не услышала тяжелую поступь и топот тяжелых сапог на толстой подошве за своей дверью.
Кажется, она безотчетно встала, приветствуя своего начальника и мужа - господи, да он же мой муж, промелькнуло в ее голове.
Она боялась; боялась слов, взгляда, того, что он может сделать...
Она не знала, чего от него ожидать, и потому не знала, как реагировать на его появление, к чему быть готовой. 
Вайенс вошел без стука, так просто, словно это был его кабинет, словно он вышел всего пять минут назад, а теперь вернулся за какой-нибудь забытой мелочью. 
Его темная фигура словно наполнила собой все пространство, подавляя, угнетая, и Ева невольно склонила голову. Смотреть на его костюм, словно составленный из хитиновых пластинок, было жутковато.
- Здравствуйте, - его голос против обыкновения был совершенно спокоен и глух. Подняв глаза, Ева встретилась взглядом с его темными глазами, и содрогнулась. 
Отчего-то и его глаза показались ей мертвыми и пустыми; вероятно, оттого, что лицо генерала было очень бледно, под глазами красовались темные круги, а на скулах, жестко зафиксированных щупами-датчиками, впившимися в кожу, как когти, как жвалы хищного насекомого, горел нездоровый румянец.
- Как вы, справляетесь, - скорее, уточнил, чем спросил он, оглядывая ее округлившуюся фигуру, и, получив утвердительный кивок, заметил: - Вы чудесно выглядите. Вам идет ваше положение. 
В его тихом ровном голосе не было лести, похоже, он сказал это совершенно искренне, но от этого его комплимент не стал менее жутким.
Неторопливо, палец за пальцем, он стащил с левой руки перчатку, и его рука, поражающая своей белизной, коснулась Евы.
От странного ужаса ее едва не вывернуло тотчас же, прямо на его черное хитиновое одеяние. Ей казалось, что эти бледные пальцы должны быть отвратительно холодны и липки, как у утопленника, только что вынырнувшего с самого дна этого серого вязкого тумана, но его рука оказалась обжигающе горяча. Чувствуя его поглаживания на своем животе, Ева в ужасе отшатнулась, стараясь сделать вид, что смущена, а не напугана, но, похоже, его внимательные темные глаза было невозможно обмануть.
- Да что с вами, в самом деле, - произнес он своим ровным механическим голосом, - опомнитесь. Это же я. Я не причиню вам вреда; в глазах общества я ваш муж, я должен охранять и беречь вас. И ваше дитя тоже; никто не знает, что оно не от меня.
Он начал снимать правую перчатку, дергая за пальцы, но вдруг остановился, словно что-то припомнив, и медленно вернул ее на место. В его пустых глазах промелькнуло какое-то чувство, острое, жгучее, и он вдруг упал на колени, с жаром обняв ее ноги, целуя их сквозь тонкую светлую ткань ее платья.
- Ева, милая! - шептал он, прижимая женщину к себе, стискивая ее колени с такой силой, что, казалось, его пальцы впивались меж волокон ее мышц. - Если б ты знала, как я устал! Если б ты знала, как мне надоела эта чертова война! Давай все бросим и уедем куда-нибудь? Давай все и всех забудем, и просто поживем для себя, я ведь богат, очень богат!
В его срывающемся голос, дрожащем от страсти и от какого-то непонятного Еве отчаяния послышались звенящие слезы, какими плачут совсем юные мальчишки, переживающие первые любовные неудачи, и Вайенс, так напугавший Еву своей мертвенной холодностью, показался ей живым и очень понятным. Сейчас ей было даже жаль его, но...
- Милый, хороший, - произнесла она, и ее ладонь легла на темный пластик его странного головного убора. - Но вы же знаете, я не могу... я не люблю вас, Орландо, и никогда не полюблю...
Но он, казалось, не слышал ее; продолжая тискать, сжимать ее тело, он шептал пылкие признания срывающимся голосом взахлеб, и его сбивчивая речь была горячечной, одержимой. Ева попыталась отстраниться, убрать его руки, но он уцепился еще сильнее, и его жадные ладони, словно лапы паука, цепляясь за ее одежду, ползли все выше, сжимая женщину и оставляя синяки на ее коже - даже Вейдер с его механическими руками не причинял ей такой боли своими прикосновениями, подумала Ева, - а его горячие губы оставляли свои поцелуи-отметины на ее теле, и казалось, ее затягивает в какое-то вязкое, густое, горячее болото, из которого выбраться самостоятельно она не сможет.
- Орландо!
Он все шептал что-то захлебывающимся голосом, и ее осторожные попытки освободиться были бесполезны, он лишь крепче сжимал свои пальцы на ее бедрах.
Стараясь отстраниться, Ева откинулась назад, опершись о свой стол, но это вязкое болото не отпускало ее, горячая пятерня мужчины жадно обшаривала ее, словно клеймя, словно оставляя свои отпечатки повсюду, и Ева взвизгнула, когда рука в черной перчатке ухватила ее за грудь.
- Мне больно!
Ее гневный крик словно отрезвил ее, и его острые жесткие пальцы, раскаленными штырями впивающиеся в ее тело, разжались, он отпрянул от нее и поспешно встал, пряча взгляд.
- Простите, - произнес он своим сухим, мертвым голосом. - Просто устал. Я думал, что вы... простите.
- Я понимаю. Это ничего, - произнесла Ева, стараясь смягчить свой голос, чтобы сгладить ощущение ненависти и отвращения, проскользнувшее в нем по отношению к Вайенсу, но ничего исправить было нельзя.
Вайенс снова взглянул на нее отстраненным странным взглядом, который так не вязался с той отчаянной горячностью, с какой он только что раскрылся перед женщиной, и в прищуре его глаз Еве почудилась злобная, недобрая усмешка.
*****
Приезд Вайенса и его странное поведение взволновали Еву, и она в конце дня поспешила в свои покои, словно он гнался за ней по пятам
Все ее тело горело, и она никак не могла отделаться от ощущения того, что отпечатки его горячих ладоней, наливаясь багровым светом, просвечивают сквозь тонкие розово-голубые шелка её платья. 
Горячая ванна помогла ей расслабиться, но Ева долго оттирала эти горящие прикосновения со своей кожи, втирая душистые пенящиеся шампуни.
...Впрочем, он даже не попытался еще раз подойти ней, коснуться ее. Сразу после сцены в ее кабинете он принял у нее все дела и решительно отстранил ее от управления Риггелем.
- Я сам займусь текущими делами... или кто-нибудь еще, - спокойно произнес он, просматривая сводки. - Вам вредно теперь так много работать. В вашем положении нужно больше отдыхать. Сходите, развейтесь куда-нибудь. Вы вообще были на Риггеле где-нибудь помимо тюрьмы? Если уж вы моя жена, то извольте хотя бы в этом отношении меня слушаться. Я не знаю, как принято у ситхов, но по моим личным правилам я не могу позволить вам хоть один день еще провести здесь, за работой в тюремном секторе.
Ева покраснела и поспешила спрятать взгляд. Эти постоянные напоминания скучным будничным голосом о том, что она по закону принадлежит ему, были намного хуже, чем крики, агрессия и открытые попытки овладеть ею.
Он словно уже обладал ею, и ему не нужно было лишний раз подтверждать свои права. Поэтому он просто отдавал распоряжения, приказывая, как она должна поступить.
- Хорошо, - ответила она и покинула свой кабинет.
После ванны, накинув свой тяжелый халат, пригладив подсыхающие волосы щеткой, Ева решила связаться с Борском, чтобы разузнать, как движутся поиски Ирис. Нервное возбуждение не покидало ее, Еве необходимо было поговорить с кем-нибудь. Одиночество? Она страшилась оставаться одна. Оставшись без дела, она с удивлением поняла, что просто не знает, куда тратить свое время. Ей казалось, что она стала никому не нужной, лишней, как вещь, завалившаяся за шкаф.
Фейлия ответил не сразу, и это показалось Еве недобрым знаком. 
Обычно ботан отвечал сразу, и, как правило, начинал свою речь, рассыпаясь в комплиментах. 
На этот раз его лицо показалось Еве напряженным, и он ограничился вежливым замечанием относительно прекрасного цвета ее лица.
- Доброго дня, - произнесла Ева осторожно, всматриваясь в голографическую картинку за его спиной. - Есть ли новости для меня?
- Нет, к сожалению, - притворно грустно вздохнул ботан. - Новости одни: наши силы успешно наступают.
Ева немного помолчала, сбитая с толку его фразой. Что она могла означать? Фейлия не может говорить? Его прослушиваю? 
Или эта стерва до него добралась?!
От последней догадки Ева так и подпрыга на месте, еле сдержав крик. Если кто-то был с Фейлий рядом, от него не укрылось волнение Евы.
- Вести с линии боев? - переспросила она поспешно, лихорадочно соображая, что бы такого сказать. - Вы... что-нибудь слышали о Лорде Вейдере?
- О, разумеется, - оживился Фейлия, заерзав в кресле. - Он как раз сейчас у меня. Желаете поговорить?
Ответить она не успела - невидимый для нее Вейдер что-то произнес, и ботан разочарованно пожал плечами.
- Лорд Вейдер уже уходит, - сказал Борск. - К сожалению.
- Да, к сожалению, - охрипшим голосом произнесла Ева. - Передайте ему мои наилучшие пожелания. До связи.
Отключившись, Ева откинулась на спинку кресла и потерла лоб.
Вейдер не пожелал с ней говорить. Он, словно комета, прошел где-то мимо, задев ее своим призрачным шлейфом, и исчез в мировом пространстве. 
Так странно.
И Фейлия ничего толком не сказал. Может, его поиски и увенчались успехом, но ботан не хотел бы, чтобы Вейдер знал, какую работу он делает для Евы. 
- Ничего, - произнесла Ева, - разузнаю все завтра.
Несмотря на то, что ее рабочий день окончился ,едва успев начаться, Ева ощущала себя жутко уставшей и разбитой. Жутко хотелось спать; ей казалось, что какая-то непонятная сила, проводя невидимой ладонью по ее лицу, запечатывала ее глаза, тяжестью повисла на плечах, наливая свинцом тонкие руки.
Ева еле доползла до постели. Скользнув под одеяло, она со стоном положила гудящую голову на подушку, и провалилась в душный, тяжелый сон.
Но и уснув, Ева с удивлением поняла, что сознание ее не погасло, не отключилось. Наоборот, оно работало так же отчетливо, как и во время бодрствования, только реальность в этом сне была какая-то странная. 
Еву словно грубо вырвали из ее тела и поместили в черное холодное небытие - в неживую черноту космоса, в котором где-то далеко тускло сверкали звезды.
- Это я позвал тебя, - в черной тишине свистящий уродливый голос, подзывающий Еву к себе, звучал гулко, злобно. В нем слышалась лютая издевка и предвкушение чего-то жуткого, гнусного.
Ева в ужасе завертелась на месте, дыхание вырывалось из ее губ клубками белого пара и застывало на морозе, от которого, казалось, потрескалась ее кожа.
- Кто вы?- выкрикнула Ева, но ее голос разбился в тишине.
- Видишь, как здесь холодно и страшно? - из темной непроглядной ночи на нее надвигалась высокая фигура, и тусклые блики играли на высоких сапогах, а длинный плащ заметал бледные звезды. - Это ты сюда меня загнала. Теперь я заставлю тебя остаться здесь.
Ева отшатнулась и едва не упала, наступив на подол своей ночной рубашки. От холода ее била крупная дрожь, которую она была не в силах унять, и чудовище, сверкающее ненавидящими ситхскими глазами, скрежеща металлическими пальцами, надвигалось на нее, тихонько посмеиваясь.
- Лорд Вейдер?! - выкрикнула она, рассмотрев металлические блики на руке, протянутой к ней, и ответом ей был еще более злобный смех, и звонкие щелчки металлических скелетированых пальцев, высекающие искры и звонко разносящиеся по всему космосу.
- Из-за тебя я вынужден тут находиться; всегда; не жив, не мертв. Темнота и холод. Всегда. Все ты. Я заставлю тебя остаться здесь со мной. И его тоже.
Металлический палец указал на живот Евы, и та укрыла ладонями, спрятала его, отступая от чудовища, надвигающегося на нее.
- Вы не сделаете этого, - дерзко выкрикнула Ева. - Это и ваш ребенок тоже! Вы и его убьете?
- Мне плевать, - злобно выдохнул монстр. Неясный отсвет лег на его лечи, и Еве показалось что он весь порос длинными гремящими металлическими иглами, как дикобраз. - Я хочу в клочья вас обоих разорвать.
Вскрикнув, Ева отпрыгнула и помчалась прочь, по хрустким ледяным колким звездам, прочь от грохочущего издевательского смеха, и ее развевающаяся одежда походила на облака остывающего газа в этом умирающем, застывающем холодном мире.
- Тебе никуда не убежать, - впереди нее, словно раскаленные на солнце планеты, вспыхнули страшные глаза, и Ева, затормозив, обдирая ступни о холод звезд, отпрянула, и кинулась другую сторону. Ее крик был неслышен, потому что застыл в этом неподвижном месте, и был жив только голос чудовища, потому что он тоже был частью этого умирающего космоса.
*******
- Да проснитесь же!
Горячая рука Ваенса, крепко встряхивая ее за плечо, вырвала Еву из ночного кошмара, и она ощутила, как с тонкого стека на ее подбородок капает вода, а зубы выбивают дробь по кромке стакана.
- Еще! - командовал Вайенс, вливая в ее рот воду и не позволяя ее вою перерасти в истерику. - Пейте. Так.
Ева, ухватив его за руку обеими ладонями, жадно глотала воду, и дрожь постепенно покидала ее тело. Наоборот, в постели было невозможно душно, ее тело горело, и только ступни все еще сохраняли ощущение стылого ломкого льда.
- Что? - спросил Вайенс, внимательно всматриваясь в ее покрытое липкой испариной лицо. - Кошмар? Что-то с ребенком? 
Ева положила руки на живот, и с облегчением вздохнула. Слабое шевеление внутри ее тела говорило о том, что дитя было живо.
- Мне приснилось, - пробормотала Ева, натягивая на лечи одеяло.
- Вейдер? - насмешливо фыркнул Вайенс, поднимаясь с ее постели. Ева с удивлением воззрилась на него:
- Откуда вы...
- Вы кричали во сне, - пояснил Вайенс, поставив пустой стакан на прикроватный изящный столик. - И не могли никак проснуться. 
Только сейчас Ева сообразила, что позабыла закрыть свои тайные двери, и даже обрадовалась этому.
*********
Утром Вайенс вел себя совершенно спокойно, так, словно ничего такого особенного не происходило, и словно он никуда никогда не улетал с Риггеля, а всегда находился здесь, и будто каждый его день начинался с завтрака с Евой в общей столовой.
Впрочем, при ее появлении он все же привстал, приветствуя ее, и, внимательно оглядев ее посеревшее от бессонницы лицо, поинтересовался, как она себя чувствует.
- Спасибо, хорошо, - ответила Ева, опускаясь в кресло. - Не понимаю, что на меня нашло.
- Ничего особенного, - ответил Вайенс, возвращаясь к трапезе, точнее, к чашке утреннего кофе. - Обычное беспокойство за дитя.
- Беспокойство? - Ева пола плечами. - О чем мне беспокоиться?
- О том, что сделает Дарт Вейдер, когда дитя родится, например.
- Он не знает о ребенке.
- Но это не мешает вам переживать, не так ли? Дарт Ведер может узнать. И отнять ребенка он может. Ребенок родится с чувствительностью к Силе. 
- Думаю, я смогу его убедить не делать этого.
- В вашем сне вам это удалось?
Вайенс поднял на нее насмешливый, внимательный, немигающий взгляд, и безжалостно произнес:
- Вы кричали, что он убивает вас. Что он зол на вас. Вы убегали. А теперь представьте все это наяву. Убежите? Сумеете?
Ева, покраснев, оттолкнула от себя тарелку с едва начатым завтраком.
- Что-то не хочется есть, - произнесла она, поднимаясь. - Вы пристрастны к Лорду Вейдеру.
- Подумайте о моих словах, - буркнул Вайенс, не отрываясь от своего кофе и документов.
Потянулись одинаковые серые дни, абсолютно пустые и серые. Ева по велению Вайенса выбиралась в город "тратить деньги", как выражался сам Вайенс, но эти прогулки не приносили ей удовольствия.
Даже когда Вайенс сопровождал ее, и восторгался ее новыми нарядами, приобретенными за головокружительные суммы, это не доставляло ей радости. Она ощущала, что снова превращается в даму высшего света, красивое, но бестолковое и ненужное существо.
Ее холодность и отчужденность злили Ваенса, и вернувшись с прогулки, он оставлял ее одну, громко хлопнув дверями.
Очередным ударом для нее было то, что Фейлия отказался рассказывать ей о результатах поисков. 
Сначала он просто не выходил на связь с ней под самыми благовидными предлогами, а когда, наконец, набрался смелости и все же объявился, вести от него были весьма кислые.
- Миледи, а что я могу сделать? - виноватым голосом оправдывался он на последнем сеансе связи. - Вы так неудачно попали ко мне на связь в тот момент, когда Лорд Ведер был у меня... Разумеется он захотел узнать, какие это дела у нас с вами, и я не мог ему отказать. Ну, вы понимаете. Он умеет быть убедительным. Мне пришлось сказать ему, что вы хотели бы найти Дарт Софию. И знаете, - ботан интимно понизил голос, - он пришел просто в ужас от вашей затеи. Он сказал, что если Дарт София впадет в ярость, даже он сам сможет защитить вас с большим трудом. Это очень опасно для вас, и - я цитирую, - "если я узнаю, то кто-то помогает леди Рейн в ее поисках я ему вырежу сердце". По-моему, очень живописное доказательство заботы о вас?

И третье, что весьма беспокоило Еву, и являлось постоянной причиной ее плохого самочувствия - это ее сны, повторяющиеся кошмары о бесконечном холодном пустом космосе, где поджидает ее страшный монстр, желающий вырвать из ее чрева ее ребенка.
Вайенс отмахивался от этих снов; он приглашал врачей и те прописывали пилюли, но успокаивающее и снотворное мало помогали. Кошмары становились все тяжелее, иногда монстр настигал Еву и терзал ее железными когтями, и она кричала, кричала, захлебываясь собственным голосом.
Но хуже всего было то, что он наигравшись, вдоволь насытившись ее ужасом, опутывал ее ледяными потоками мертвой Силы, стискивал, и прижимался к ее животу, поглаживая и слушая, как растет ее плод.
В такие моменты Ева всегда просыпалась, словно некто выхватывал ее из этого ужасного сна и просто выносил на поверхность, оставляя на берегу реальности. Она открывала глаза и ощущала толчки внутри своего тела, и темнота, окружающая ее, была уютной и спокойной, а красноглазый монстр бродил где-то рядом и не мог до нее дотянуться.
- Ты слышишь его? - спрашивала Ева у ребенка, поглаживая живот. - Думаешь, это сон? Не знаю..
Ева закрывала глаза и пыталась вспомнить чудовище, мучающее ее, и... не могла. Кто-то сильный, упрямый, не позволял ее мыслям уходить дальше неясного воспоминания о пережитом кошмаре, и Ева смелась, понимая что происходит.
Ее малыш, ее дитя оберегало ее. 
То, что происходило с нею - это был не сон, нет. Это был морок, наваждение Силы, в которое завлекал ее монстр, нарочно мучая, и дитя выносило сознание матери оттуда, даже не напрягаясь.
- Послушай, - уговаривала дитя Ева, разглаживая живот, - но я хочу посмотреть... я хочу узнать, кто это был... я не верю, что это он... не верю! Ты меня слышишь?
Дитя, конечно, не отвечало. Оно не желало вернуться на темную тропу Силы, ведущую в одиночество и боль, и не пускало туда мать. Этой дорогой неизвестному монстру было суждено ходить одному; и Ева, попробовав вспомнить хотя бы конфигурации звезд в черном непроглядном небе, не смогла этого сделать, и оставила свои бесплодные попытки.
- А его дорогу, - прошептала Ева, сворачиваясь уютным клубком в теплых одеялах, - его тропу ты можешь мне показать? Это ведь не опасно? Его тропу? Покажи!
Стало совсем тепло, сон начал смыкать ее веки, и Ева, шепча свою просьбу крохотному существу, погрузилась в сон.

******* *******
Стылое дыхание врывалось клубком пара из губ, и кошмар повторялся. 
Сила вновь неумолимым потоком влекла ее вниз, в темную преисподнюю, где рыскал красноглазый кровожадный демон, но Еве было уже не страшно.
Темные воды, омыв ее тело, уходили черными змеящимися струями вниз, под ноги, оставляя нетронутыми темный Космос, расцвеченный ясными звездами, и Ева слышала пение звездного ветра в своих ушах, заплетающего ее волосы в косы, и ощущение свободы поднимало ее над бездной.
"Унеси меня от него!" - молила она, ощущая потоки воздуха, скользящие у нее под ладонями. Наверное, это было нелепо и смешно - просить помощи у крохотного существа, ютящегося в ее собственном теле, но это неведомое создание было могущественно, намного сильнее, чем она сама. Спящий разум дремлющего блуждал в высоких далях, сверкающих бриллиантовыми россыпями рождающихся галактик, и, внемля просьбам матери, этот неведомое существо оборачивалось, отвлекаясь от своего тихого, внеземного странствия, протягивало невидимую руку и вырывало Еву из липкого кошмара, и Ева ощущала под своими босыми ступнями колкую дорожку из холодно сверкающих звезд, и тонкую кисею стелящегося кипящего газа, оторвавшегося от крутящихся в мировом пространстве светил.
И Ева, стоя посередине дышащей, сверкающей Вселенной, замирала от восхищения и благоговения, наблюдая то, что простому человек постичь невозможно...
Сюда приходят Те, кто ищут ответа на свои вопросы. Поднимаясь по звездной дорожке вверх, в темные космические скалы, они выкрикивают свои вопросы навстречу бушующему солнечному ветру, и их слова сгорают в раскаленном до алого сияющего света водороде.
Сюда, в бушующее пламя, ходит дитя Евы, греться в свете родной ему звезды.
Сюда же, в багровые сполохи, восходит и Вейдер, подпитать свою Силу и ненависть.
Ева зажмурилась, прогоняя видения кипящего Космоса с растрепанными протуберанцами, взлетающими с раскаленных поверхностей гигантских шаров, и заставила себя сосредоточиться на своем кабинете, темном, пустом и холодном.
"Это сон, это сон,"- повторяла она, зажмурившись. Она понимала, что Сила так просто не отпустит ее, не вынесет на безопасный берег, и ей самой предстоит совершить путешествие, чтобы выбраться на привычный ей остров действительности. 
Холод бездны и жар близких звезд обжигали ее кожу, и она как заклинание повторяла по себя считалку, которую сама придумала - три, четыре, пять, кресло обернулось, спряталась, скользнули ладони по столу, - и под пальцами ощутилось привычное гладкое лакированное дерево, зашелестел тронутый лист бумаги, и ладонь привычно легла на комлинк. 
Ева боялась открыть глаза; ее чувствительные пальцы нащупали даже знакомую выщербину от удара на мелкой фактуре защитного кожуха, но она понимала, что все вокруг - лишь сон и зыбкое видение, а значит, реальность может быть наполнена чем угодно.
- Что вы тут делаете?!
Его голос.
Да, теперь это он. 
Не тот красноглазый монстр, что ползал в потемках, гремя дикобразовыми иглами и скрежеща стальными отточенными когтями, а настоящий Дарт Вейдер, разгневанный тем, что потревожили его звездное уединение в этой расцвеченной ночным светом тишине, и крайне изумленный этой негаданной встречей. Солнечный ветер надувал его плащ пузырем, и Ева, прикрыв ладонями лицо, сквозь пальцы смотрела, как горячий газ взлетал вверх, терзая развевающуюся одежду ситха, и убеждала себя, что это неправда, что это зыбкое видение, сон...
- Я? - произнесла она как можно холоднее, остужая живую, дышащую Вселенную. - Это мой кабинет. Что я тут могу делать? Я работаю. А вот что тут делаете вы?!
Нужно было скрыть от него, что она проникла, прошла его тропою к восходящей звезде. Сон - вот что она видит. Сон, не явь. Не тропу, не медитацию. 
Нет. 
Ева решительно распахнула глаза и очень строго взглянула на... на темную фигуру? Выдернутого из его реальности ситха? 
Еве почудилось, что он бесцеремонно копается в ее голове, стараясь понять, кто перед ним - действительно ли Ева, или некто, только притворяющийся ею.
Железный канцлер Империи в полном облачении, в ниспадающем черном плаще, в блестящих сапогах, в армированной броне, с темными металлическими пластинами на плечах и черной цепью, перечеркивающей грудь, стоял у ее стола, постукивая металлическим острым пальцем о столешню, и очень внимательно вглядывался горящими глазами в ее строгое лицо с комично подобранными губками, и Ева, схватив печать, сделала пару оттисков на каких-то документах, создавая вид бурной деятельности.
Даже ему она не позволит вытеснить себя из этой безопасной реальности...
- Чего вам еще? - осведомилась она с прохладцей, усаживаясь в кресле поудобнее. Только сейчас она заметила, что на ней надета лишь ночная рубашка, розовый тонкий шелк, а ноги, стоящие на ковре, и вообще босы, а беременности... 
Ее вообще не было.
Тайком от Вейдера она провела ладонью по животу, и не ощутила привычной округлости, зато услышала переливчатый солнечный смех, и уловила запах солнца и нагретого летом ягодного луга. Дитя смеялось, пряталось; ему игры родителей казались нелепыми и смешными. 
Эту реальность творил Он, и Он не знал. В своей медитации мыслями он наверняка раз за разом возвращался к ней, к Еве, и потому Сила ответила на его вопрос и привела ее тайными тропами к нему.
Вот и еще одно подтверждение того, что это настоящий Вейдер.
Монстр знал. Монстр этим и пугал, собираясь пожрать плод.
Вейдер не знал. Он видел Еву прежней - плоской, тонкой.
"Осторожнее, - велела себе Ева, делая вид, что не замечает ничего странного. - Это уже не сон, точнее, не только сон... это грань иной реальности. Если он захочет уничтожить меня... убить... боюсь, у него все получится".
- Как вы тут оказались?
Ева услышала голос Вейдера, который был липким и мягким, как масло, размазываемое по бутерброду, и его рука, легшая на ее стол, согнулась с чуть слышным механическим звуком, а его лицо, зависшее напротив ее лица, казалось ненастоящим, как лицо диктора в новостях.
- Я здесь работаю обычно! - Заявила она едко, указывая на обстановку вокруг, на темные стены, на поблескивающие стеклом шкафы. - А вот что вас привело в мой кабинет?! 
Вейдер криво усмехнулся, оглянувшись по сторонам. Было видно, что он очень хочет уйти, развернуться и замести светлый путь черным плащом, оставив ее одну на это ветке спирали галактики, в темной холодной комнате, но нечто держало его, не отпускало. Он походил на человека, недоверчиво протягивающего руку к чуду, жаждущего и опасающегося его. Ненависть к Еве смешивалась в его мыслях с влечением к ней, и Ева видела их так же отчетливо, как раскручивающийся диск из миллиардов разлетающихся солнц у него под ногами. 
И он протягивал руку, не в силах побороть разрывающее его искушение прикоснуться, притронуться к ней сейчас, когда она всего лишь образ, сотканный для него Силой, населенный ее дремлющим духом.
- А что вы скажете теперь? - он звонко щелкнул пальцами, и темнота помещения исчезла, а светлая муть сотен тысяч искр теперь отражалась в блестящей гладкой столешне, проползая над головами, словно облака.
Ева закинула голову, рассматривая темноту, пронизанную насквозь светом, и рассмеялась. Сердце ее гулко билось.
От нее не укрылось и то, что он как-то незаметно сделал несколько шагов к ней, и теперь стоял практически вплотную. Его неумолимо тянуло к ней - может, он и не делал этих шагов, просто сотворенная им реальность сталкивала их вместе, как галактики, - и сил сопротивляться этому влечению у него оставалось все меньше.
Он не желал ее видеть, и жаждал смотреть на нее долго, вечно; он ненавидел ее и вожделел всем сердцем хотя бы притронуться к ее руке; он любил ее и не желал, чтобы она хотя бы заподозрила эту слабость в его сердце. 
Он не желал принадлежать ей, и не мог избавиться от ее всепобеждющей власти.
Он хотел казаться черной мертвой немой скалой, но космический свет пронзал его насквозь, и Ева видела все его потаенные мысли, желания, жестокую борьбу в его сердце, раскручивающиеся в его сердце черным яростным смерчем и рвущие его грудь.
- Я сплю, - оптимистично заявила Ева, улыбаясь во весь рот ("Главное - обмануть его, чтобы он ушел"). - Вы мне снитесь. Или я вам снюсь. Это сон. Тут возможно все.
Ответ пришел тотчас же, принеся с собой невероятное облегчение - конечно, это сон, она не воспримет это как явь, как правду! Во снах, принадлежащих ей, Ева может рисовать его себе как угодно, и это будет лишь ее вина... а значит, притворяться не нужно... и можно сделать то, что так остро и безумно хочется, выдав все это всего лишь за ее грезы...
- Сон, - пробормотал Вейдер, и его металлические пальцы скользнули по ее щеке.

Словно горячий протуберанец коснулся ее кожи и взлетел над ее головой, пронзив ее насквозь, и Ева ухватилась за эти металлические пальцы, покрывая поцелуями неживую ладонь, дрожащую под ее губами.
- Минуту! - взмолилась она, прижимаясь щекой к металлу до боли... до крови... - Минуту, мой лорд! Вам ничего не стоит! 
- Не нужно этого, - внезапно охрипшим голосом произнес он, наблюдая, как Ева, дрожа от нахлынувшего волнения, со слезами счастья на потемневших ресницах прижимается губами, щекой к холодному металлическому запястью, словно ловя биение пульса, и его кровь начинала шумно наполнять мозг, пульсируя в висках. - Вы забываетесь. Мне казалось, я четко дал вам понять, что между нами все кончено, и места подобным вещам быть просто не может.
Ева подняла на Дарта Вейдера свои прекрасные, сияющие счастьем глаза, и нежно улыбнувшись, твердо и уверенно произнесла:
- Нет; ты мой. Ты навсегда останешься моим, я не отпущу тебя никогда. Я не позволю тебе уйти. 
Эти слова, словно отполированный мраморный шар, упали на зеркало реальности, разбивая его вдребезги, рассеяв звенящие осколки.
В один взмах он сорвал эту реальность - вместе со своим взметнувшимся плащом, с кипой разлетевшихся бумаг, с розовым шелком вперемешку с черным стеженым комбинезоном, - и Ева вдруг ощутила себя обнаженной, сидящей на столе, и Вейдер, такой же обнаженный, с играющими на плечах бликами, жадно сжимал ее бедра жесткими металлическими пальцами, в газах его кипел ад, и желание этой женщины боролось с таким же неимоверным желанием тотчас же уйти, сохранив лицо и утвердив еще раз свою позицию.
Его лицо дрожало мелко дрожью от еле сдерживаемой страсти, ноздри трепетали, он принюхивался к аромату женщины, и она, тонкая, нежная, светлая, была такой хрупкой в его темных руках. Доверчиво прижавшись к его вздымающейся груди, рассыпав тонкие блестящие ленты волос по бугрящимся мышцам, она прислушивалась к бешенному ритму его сходящего с ума сердца, и чуть коснулась губами его полыхающей кожи, сильнее разжигая сжирающее его пламя.
Он рывком оторвал, отстранил ее от себя, снова вглядываясь в ее безмятежное лицо своим страшным пронзительным взглядом, стараясь напугать ее, оттолкнуть от себя, но Ева не боялась его. Тонкой гибкой светлой лозой она лежала его страшных хищных руках, и ее чистое лицо было обращено к нему.
- Сон, - упрямо и наивно повторила она, проведя ладонью по его щеке, рассеченной шрамом, обведя тонким пальчиком его суровые чувственные губы, улыбнувшись его горящим кипящей лавой глазам и послушно откидываясь назад, на гладкую поверхность стола, прогибаясь в его руках, широко разводя бедра. - Сон...
Он вошел в нее одним движением, больше не в состоянии сопротивляться искушению, выбив крик из горла, заставив податься ему навстречу ее напряженное тело, заставив подняться ее колени почти до самой груди.
В его действиях не было игры и желания подразнить женщину перед тем, как довести ее до удовлетворения.
Он просто хотел обладать, завладеть сию же минуту, побыть с нею, насладиться близостью и властью, и именно это увидела Ева в его глазах, в его торопливых поцелуях, в жадных объятьях.
В его первом движении не было прикосновений Силы, но было столько жадности, столько желания, что эти потаенные чувства пронзили Еву, и она вцепилась ногтями в его плечи, широко раскрыв глаза навстречу раскручивающимся новым вселенным.
- Сон, - упрямо повторила она, чувствуя что он все еще колеблется, что эта странная близость терзает и мучает его. Он не хотел уступать, не желал сдаваться, и она убаюкивала его острозубую гордыню, шепча завораживающее слово "сон", и он охотно обманывался, позволяя себя победить. Ева, глядя в его лицо и лаская ладонью его напряженную шею, его грудь, его напрягшийся живот, и Вейдер, просунув руку под ее колено, поднял ее ногу практически к ее груди, делая женщину максимально отрытой к его толчкам, безжалостно и грубо двинулся вперед, накрывая ее всем телом.
Словно океан, накатилась на Еву жадная, соскучившаяся по ней Сила, стирая и растворяя ее, как надпись на песке, осыпаясь миллионами песчинок звездной пыли на нервах, пронзая каждую клеточку ее естества оргазмом при каждом его движении, и она, вцепляясь в его влажную кожу ногтями, крича, повторяла одни и те же слова:
- Ты мой! Мой, мой навсегда, только мой!
- Что ты сказала? 
Его жесткие губы с каким-то болезненным стоном накрыли ее рот, он выпивал, вдыхал, вылизывал каждое слово, каждый всхлип, каждый крик "ты мой!", рождающиеся с каждым его жестким, сильным толчком, словно хотел искоренить, уничтожить, задушить эти слова, заставить ее замолчать или же утопить эти слова в потоке криков наслаждения.
Но Ева, умирая и воскресая с каждым оргазмом, терзающим ее тело каждую секунду, разрывая кожу на его плечах ногтями, извиваясь и дрожа, нанизанная на его жесткий член, плавящаяся в его руках, раздавленная, растерзанная, разбитая его дикими жесткими толчками, наполняющими ее тело наслаждением через край, вылизанная его горячим жадным языком, упрямо кричала, вопила, пронизанная насквозь солнечным жестким светом, который сжигал все кругом, пожирая планеты, тела и души,:
- Ты мой! Мой! Мой...
Распятая и растерзанная, она торжествовала над своим властным господином, который хотел избавиться от ее власти, подставив ее восходящему светилу. 
Но она своей тенью побеждала сжигающий все кругом свет и защищала его, и в ее благостной тени он дарил ей поцелуи, рождающие новые ростки жизни и Силы. И она, вдыхая его живое дыхание, рассыпав волосы меж звезд, раскрыв свои бедра навстречу его голодным губам и бессовестным беспощадным рукам, повторяла упрямо и с вызовом:
- Ты мой, - на каждую его ласку, на каждое его прикосновение, на каждое глубокое жесткое проникновение, и он покорялся ее словам и ее воле...
Кажется, она нашла нужные слова.

************
Вейдер не хотел уходить из этой медитации, подарившей ему внезапное свидание с Евой. Но ее сон покидал ее, она истончалась, таяла, и ее пальцы, ласкающие его кожу, становились тонкими, призрачными, как струйки тумана. Он пылко целовал ее улыбающиеся губы, сжимая в руках ее ускользающее тело, своей Силой помогая ей продлевать свидание, но сон ее заканчивался, и Сила, что привела ее сюда, на его тайную тропу, влекла ее прочь, наверх, к свету, словно воздух в легких, выталкивающий ныряльщика на поверхность океана. Еще миг, и Ева обратилась в тонкую струю звездной пыли, и с последним поцелуем улетела ввысь, чуть коснувшись его кожи.
Одним рывком он тоже вышел из видения Силы, облизнув пересохшие губы и чувствуя, как сердце бешено колотится в груди.
Как, ситх ее подери, она разыскала его?! Как смогла пройти там, где водит только Сила?! И как смогла стать настолько реальной - казалось, что его плечи под металлическими пластинами горят, исцарапанные ее острыми ноготками в порыве страсти, а на груди наливается темной кровью синячок от ее укуса.
Она никогда не была форсъюзером. Эмпатом тоже; такая детальная реалистичность видения говорила лишь о том, что она очень хотела повстречать его в космической темноте, но одного желания мало. Так как ей это удается?!
Откинувшись назад, он застонал от сладкой муки, припоминая самые острые подробности их свидания, и кресло жалобно заскрипело, принимая на себя всю мощь сжимающих его металлических пальцев.
Дальше будет только хуже; он понимал, что не сможет закрыться в Силе, не сможет спрятаться, отсечь, избежать этих встреч, да и не захочет, а она... если она его преследует, она найдет его вновь, и там, где их сводит Сила, он не сможет устоять, когда она вновь протянет к нему руку и коснется его... Он просто не сможет отказаться.
А потом... потом Сила сольет их воедино, в непостижимое существо с двумя душами, в чистый разум, и их наслаждение будет настолько полным и безграничным, что можно будет и не вернуться... потому что возвращаться не захочется.
- Как же она это делает? - шептал он, все еще ощущая ее губы на своих губах, и ее шелковистую кожу под своими ладонями.
**********************

Сон окончился вполне приятно; и Ева вдохнула первый глоток утреннего воздуха не с хриплым криком ужаса, как в предыдущие ночи, а с поцелуем, с его горячим дыханием на устах.
Он не хотел ее отпускать; он удерживал ее - Ева слышала, как с тонким музыкальным звоном рвутся нити его Силы, которыми он оплел ее, но Сила ее дитя уходила. Ребенку надоели величественные звездные пейзажи, и он эгоистично извлекал мать из рук отца, унося ее в реальность.
Ева открыла глаза и улыбнулась, потягиваясь. Ей было тепло, мягко, и удивительный покой царил в ее душе. 
Нет, они с Вейдером не помирились, и, повстречайся они сейчас в реале, не соединенные Силой, он снова нацепил бы свою непроницаемую холодную маску и глянул бы на нее сверху вниз, из-под прикрытых век, отстранившись как можно дальше.
Но если бы она напомнила ему кое о чем, он не смог бы отрицать, что был с нею, как не смог бы отрицать своей страсти и своей любви.
Ева рассмеялась, с удовольствием потягиваясь и поглаживая круглый живот.
Вот, наверное, он удивился, повстречав ее в Силе...
А как удивился тот, второй, напрасно путешествуя в самых темных закоулках Силы, наполненных мраком, ужасом и смертельным холодом!
Ева зашлась просто таки в истеричном хохоте, содрогаясь всем телом, представляя, как монстр, поджидающий ее в этом наполненном одиночеством и болью аду, гоняется за ее видением, за ее бесплотной тенью, и не находит. Он напрасно провел эту ночь в добровольных мучениях, и если повторит свою попытку напугать Еву еще разок, то вновь проведет целую ночь во мраке один.
Теперь ему не удастся затащить ее в холодную пустыню.
Однако, есть над чем задуматься.
Ева, одеваясь, не переставала размышлять над личностью своего изощренного мучителя, но кто срывается под маской Вейдера, она понять не могла.
Император?
Зачем ему это?
От действий этого существа за версту веяло злобой, кровной обидой, жаждой отомстить. Император хотел на ней сорвать свою злобу, отомстить за Вейдера?
Может быть.
Если бы был жив Дарт Акс, Ева в первую очередь подумала бы на него. У него было много причин ненавидеть Вейдера, Риггель, и вообще всех, кто связан с ним. Ева с охотой поверила бы в его мелкую пакостную месть, щедро замешанную на садистских наклонностях.
Однако, он, кажется, мертв?
А Дарт София, вдруг подумала Ева с изумлением, могла ли леди ситх таким странным способом устранить соперницу? Придушить, убить Силой - это было бы слишком явное убийство, Вейдер точно бы не простил, и понял, кто приложил к этому свою руку. А так.. спятившая беременная Ева мучимая ночными кошмарами, выбросилась, скажем, в окно... как узнать, кто являлся ей во снах и мучил ее?
И еще одна мысль вдруг накатилась волной, обняв все ее существо: да ведь я теперь сама могу найти леди ситх! Сила подскажет де притаилась эта стерва, какие звезды вращаются над ее головой, воздух какого мира она вдыхает!
Бесконечные отговорки Фейлии Еве давно надоели, и она злилась, не понимая, морочит ли ботан ей голову, не желая заниматься поисками Ирис, или же действительно не может отыскать ее. Теперь его отчетов можно не ожидать, не мучиться в ожидании ответа, не замирать от волнения, холодеющими пальцами нажимая кнопку связи.
Надо всего лишь поискать самой. Теперь она может это сделать.