Он говорит: -Ты не волнуйся, Клёник. Это он так меня называет – Клёник. Он говорит: -Всё будет хорошо. Правда. И глаза у него такие честные, и такая уверенность в голосе, что мне только одно и остаётся – не верить ему ни на йоту. -Нет, - говорю ему. – Не блажи, Гиз. А он смеётся. На щеках прорезываются ямочки, и кажется, что этому здоровому лбу еле-еле годиков шесть сровнялось. Но я легко не сдаюсь. -Гиз, - говорю. – Ты ведь знаешь, что рядовую туманность Туманностью Мёртвой Головы не назовут. Нечисто там, Гиз. Только у него на всё один ответ: -Ты не волнуйся, Клёник. Это я-то – Клёник. Я ворчу под нос на древнем языке, что достукаемся мы так в конце-то концов, что лучше б мне было летать на обычном транспортнике вторым пилотом, потому что, понимаете, и зарплата стандартная, и спокойно, и почёт с уважением. А ему – хоть бы хны: закинул ножищи на панель управления, руки за голову заложил и насвистывает себе. -Клёник, - говорит и зевает. – Чаю сделаешь, а? И как его прикажете выносить? -Вы, - говорю ему. – Вы, земляне, все чокнутые. И электрочайник у нас сломался. Третьего дня, между прочим. -Не, - отвечает Гиз. – Нормальный землянин, Клёник, сидит в офисе перед сенсорным экраном и работает на благо родной планеты. Ну, или, скажем, на Луне водоросли разводит на океаферме. Болтает он так, а сам усмехается. Вот и поди пойми, шутит это чучело двухметровое или правду-матку режет. Довелось мне читать как-то книжонку одного нашего учёного, так там как раз и написано было: никак нельзя понять существо, взращённое другой цивилизацией. Это уж точно. Никак не понять. -А ты, значит, ненормальный? Это я-то у него спрашиваю, чтобы, конечно, поддеть. -И ещё какой, - Гиз только улыбается, он прямо-таки непрошибаемый. – Дай чайник, что ли. Починю. -Иди ты, - говорю ему. – Не твоими же лапищами. Пилот он, может, и хороший, но с бытовой техникой не дружит. Дотронется, бывает, только – а чайничку уже и хана. Этот вот, альдебаранский, у нас пятый. -Ну и ладно, - хмыкает Гиз и снова насвистывает. Я морщу лоб и соплю. Не знаю я, как чинить чайники. Я вообще-то дипломированный пилот межзвёздных перелётов В-класса, так что, простите, какого чёрта мне уметь чинить какие-то чайники? А Гизу наплевать. Он вон вообще дремлет, дубина землянская. И не берёт его ничего. Когда везли с ним экспедицию каких-то учёных лбов с Эритеи, все животом страдали. Пока дошло, что это один из эритеевских гадов жутко ядовитый, и от его яда, стало быть, резь в животе, рвота и галлюцинации, чуть жизни не лишились. Один Гиз и в ус не дул и даже эту клятую ящерицу сахаром с руки прикармливал. -Клёник, - говорит Гиз. Он и не спит вовсе. – Ты брось этот чайник. Сейчас пояс астероидов будет. Я соплю громче. Сам потащил нас в эту дурацкую туманность и командует ещё. -Крупный астероид по левому борту, - бормочет Гиз. Он уж и усесться за штурвал как положено успел. – Обходной манёвр через три… два… один… У него даже голос другой, будто подменили. Если где Гиз и серьёзен, так это за штурвалом. И то – если астероидов вокруг немеряно. -Обошли, - говорю я, боязливо косясь на радар. Но там чисто. А теперь ещё туманность эта. У моих предков, конечно, обоняние атрофировалось, только вот чую я здесь неладное. И что это за заказ такой, спрашивается? Транспортных маршрутов здесь нет, потому как зона астероидоопасная. Только шваль всякая, небось, отирается. -Гиз, - меня прямо-таки озаряет. – А если пираты… а? -Подумаешь, - Гиз только хмыкает. Из пояса астероидов мы вышли, так что он снова закинул ноги на приборную панель. – Что с нас взять-то? Чайник твой сломанный? Или редкого синего сирианина для зоопарка? Злой он всё-таки. Все они, земляне, такие. До того, как их приняли в Галактическую федерацию, всё твердили, что хотят с другими планетами контакт установить. А когда приняли, да ссуды на развитие организовали, да кучу всяких там гуманистических конвенций подписали, - сразу наплевать им стало на мир и дружбу в Галактике. Я задыхаюсь от сострадания к себе и потихоньку ковыряю отвёрткой глупый чайник. Сколько он у нас пережил – это ж невообразимо. Вон и бок у него мятый, и крышка поцарапана. Старый, проверенный боевой товарищ, а не чайник это, вот что. Я потягиваю носом. Землянам на товарищей наплевать. Им вообще на всё наплевать. -Автопилот включен, - говорит бортовой компьютер. Это Гиз соизволил сползти со своего кресла. -Ты чего, Клёник? – он присаживается передо мной на корточки. – Новый чайник купим. -Не хочу новый, - еле выдавливаю я. – Мне этот… потому что товарищ… Гиз вскидывает брови. Я вытираю нос рукавом комбинезона. -Товарищ, - усмехается Гиз и шарит в своей походной сумке. Огромная такая пятнистая сумка, вся в молниях и кармашках. Гиз говорит, что когда-то с ней на Эльбрус восходил, на Земле ещё. Я не знаю, что такое «Эльбрус», но каждый раз представляю себе что-то вроде огромного белого облака. И Гиз – лениво, не торопясь, со своей тяжеленной сумкой за плечами, – идёт по этому облаку. -Вот, - он показывает мне какой-то стальной завиток. – Это, Клёник, кипятильник обыкновенный. Вымирающий вид. Я опасливо поглядываю на странную вещь. По-моему, эта штука совсем не живая. -Чай-то будешь, Клёник? – кричит Гиз из кухонного отсека. Ему лень щёлкнуть кнопкой переговорного устройства. На моей родной планете правила хорошего тона детям прививают с детства. Потому-то на моей родной планете никто не пытается докричаться до собеседника через три перегородки. Я включаю переговорник и говорю мстительно: -Ты орёшь, как зверь кулда-нку во время спаривания. Гиз – там, на кухне – хохочет. Судя по грохоту, обрушиваются полки. В рубке появляется Гиз с двумя чашками коричневой бурды, которую он называет «чаем». Одну отдаёт мне и садится в своё кресло. -Зверь кулда-нку, - шепчет он, улыбаясь, и отхлёбывает чай. Я тоже отпиваю. Сначала мне непонятно было: какой смысл пить отвар из сухих листьев какой-то травы? А потом ничего, даже понравилось. -Мёртвая Голова, - произносит Гиз, отставляя пустую чашку. Не знаю, как у него выходит пить настолько огненную жидкость. Я еле глоток сделать могу, а он залпом всю чашку выдул. -Курс проложил-то? – спрашиваю я сварливо. Гиз кивает. -Погляди, Клёник. Мёртвая Голова. Я подхожу и, цепляясь за подлокотник его кресла, встаю на цыпочки. Никакой головы вокруг не видно, обычное содержимое рядовой туманности: звёзды поближе, звёзды подальше, скопления газа и пыли, мелкие астероиды и подозрительный – явно не натурального происхождения – космический мусор. -Сам ты голова, - говорю я. И неожиданно вижу её. В центре, сверкающая, как огранёный камень с гор Арк-маранн, как светлое озерцо, возле которого я вырос, пульсирующая, как живое и трепетное сердце… -Звезда? – удивляюсь я. В стороны от искрящегося фиолетового тела расходятся, все в языках холодного пламени, два нежно-лиловых щупальца. Я прищуриваюсь. Нет, это не похоже на щупальца. Это скорее крылья, почти как у нашего корабля. Два треугольника, дальняя сторона каждого из которых мерно вспыхивает волнами свечения и растаёт в бесконечности. -Мёртвая Голова, - повторяет Гиз. Он смотрит на звезду, чуть склонив голову, и улыбается. -Какая же это голова, - возмущаюсь я. – У вас, землян, воображение на уровне эритейского полосатого слизня. Гиз смеётся. Он ведь непрошибаемый. -Всё может быть, - говорит. – Только ты, Клёник, не понял. На земле есть насекомое, бабочка. Мёртвая голова называется. Он лезет в карман и вытаскивает оттуда потрёпанный блокнот и механический карандаш. Долго чиркает кнопкой, извлекая грифель, и чертит на бумаге, закусив губу. -Вот, - Гиз показывает рисунок мне. – Они примерно такие, понимаешь? На листке изображено крылатое чучело с длиннющими усами. -Страшно у вас на Земле, наверное, - холодно отзываюсь я. -Это да, - соглашается Гиз. Лицо у него мрачнеет. Мне неловко. Я хочу говорить про странную звезду и земных крылатых чудовищ, а этот глупый землянин почему-то молчит и смотрит в потолок. Наконец я не выдерживаю. -Гиз, - окликаю я жалобно. – Гиз. Он улыбается и треплет меня по голове. -Ничего, Клёник, - болтает Гиз весело. – Облетим вокруг этой красотки, вышлем пару зондов, запишем данные и бешеные деньжищи загребём. Купим тебе десять чайников. Я хмурюсь. -Зачем мне столько чайников, - ворчу я и усаживаюсь на своё место. На всякий случай проверяю маршрут, проложенный Гизом. Маршрут, в общем-то, скучный: всего-то несколько витков вокруг звезды и сразу назад. Гиз поднимается на ноги. -Ты подреми пока, что ли, - это он мне. – А я в отсеке выгрузки зонды подготовлю. -Подремлешь тут с тобой, - замечаю я надменно. Но лиловатые всполохи в самом деле навевают сон, так что мне даже не слышно, как Гиз уходит из рубки. И сон какой-то дурацкий. Будто в Гизовом кресле сидит какая-то землянская девчонка и тихонько насвистывает его любимый мотивчик. -Эй, - говорит. – Ты не спи на работе, Клёник. Только я напыжился ей ответить, что вовсе и не сплю, что не её это дело и что её-то здесь и быть не должно, как проснулся. Мёртвая Голова теперь больше, свечение от неё – ярче. Мы, видно, подлетели ближе. Я зеваю и тру рукой глаза. Гиза в рубке нет – или всё ещё отлаживает зонды, или втихую гоняет в кухонном отсеке чаи. На панели мигает красным лампочка активации люка выхода. Это странно. Гиз, уж на что лентяй и недотёпа, люки всегда до старта проверяет. Ещё разгерметизации нам не хватало. Я почти что опускаю рычаг закупорки, но тут боковым зрением вижу, что на стенде со скафандрами остался только меньший – мой. Нет, я не волнуюсь. С чего бы? Только странно это. Незачем Гизу лезть в открытый космос, разве что поломка какая-то. Так ведь всё, вроде бы, благополучно. «А ведь мог бы летать вторым пилотом на транспортнике», - с тоской думаю я, упаковываясь в скафандр. – «Почёт, уважение. Стандартная зарплата и никаких сумасшедших землян. Так нет же, ввязался вот…» Пока насос откачивает из кабины воздух, я вдавливаю кнопку вызова на рации. -Гиз, ты придурок, - кричу я в микрофон. – С чего ты полез за борт, не сказавшись? Вот закупорился бы я, так и болтался бы там, пока не посинел. Гиз молчит. Вечно он молчит, когда виноват. В узком коридорчике темно, только в конце маячит лиловый просвет – полумесяцем. Я цепляюсь за поручень. Мне страшно. В конце концов, я дипломированный пилот. Я не должен лазить в космос за сбрендившими землянами, моё дело – корабль вести. -Гиз, - шепчу я. И вспоминаю, что если я упаду с корабля, то падать придётся долго-долго, до самой звезды. Даже пояс, пристёгнутый к поручню, и магнитные подошвы ботинок не особенно обнадёживают. Гиз обнаруживается почти сразу за люком. Свой пояс он зачем-то отстегнул и торчит, завороженно уставившись на эту чёртову звезду, шагах в десяти от меня. И рацию он, конечно, не слышит, гад землянский. Меня начинает подташнивать, потому что я понимаю: с пристёгнутым поясом мне до Гиза не добраться. Звезда нависает над нашими головами, волны сияния отражаются в металлической обшивке корабля. Вернее, это мы с Гизом нависаем над звездой – примагниченные вверх тормашками к металлу. Я с трудом отцепляюсь от поручня и, растопырив руки, медленно ползу к Гизу. Подползаю – и вцепляюсь в него, дёргаю за рукав. -Гиз, - хриплю я в микрофон. А он будто только-только меня услышал. -Клёник, - говорит. – Ты же вроде спал? Тут я не выдерживаю. Меня колотит крупная дрожь, а перед глазами плывут разноцветные круги. -Пойдём-ка назад, Клёник, - говорит Гиз. – Ты не волнуйся. Всё будет хорошо. Вечно он так говорит. И ничего хорошего никогда не выходит. Потихоньку, по крошечному шажочку – назад. И такое чувство, будто это я осрамился, вылез полюбоваться на просторы Вселенной, понимаешь ли. Пока я, лязгая зубами, прихожу в себя, Гиз хлопочет в кухонном отсеке. -Не буду я твой дурацкий чай, - кричу я ему, забывая все приличия. – Сам его пей, гад землянский! Напейся и ныряй себе в открытый космос, понял?.. Гиз входит с двумя чашками, над которыми вьётся пар. -Ладно, ладно, - Гиз машет на меня рукой. – Пора первый зонд спускать, Клёник. Я молчу. Я кручу в руках сломанный чайник и делаю вид, что больше ничто меня не интересует. Гиз, поминутно отпивая из своей чашки, щёлкает клавиатурой. -Вот, - он откидывается в кресле. – Первый пошёл. Иллюминатор перечёркивает серебряная искра – это выстреливает зонд. Я щурюсь на Мёртвую Голову. Что-то с ней не так, что-то в ней новое. -Ты видишь, Гиз? – я даже забываю, что обижен на эту орясину. – На ней же… На теле лиловой звезды появились пятна – три тёмных жирных точки: две пустые глазницы и оскаленный беззубый рот. Я сглатываю сухой комок в горле и перевожу взгляд на Гиза. Тот смотрит в потолок. -Гиз, - говорю я. – Ты это видел? -Что видел, малыш? – отзывается он, а сам всё так же в потолок пялится. Я морщусь. Он, конечно, раза в два меня выше, только по годам – даже и по землянским – я постарше буду. Но Гиз этого в расчёт никогда не берёт – «малыш» и «малыш». -Пятна, - я тыкаю пальцем в иллюминатор. -Подумаешь, пятна, - Гиз зевает. – Нам только два витка осталось, Клёник. И второй зонд выпустить. Потерпи уж. Я бы ему ответил, только с оппонентом, который уже похрапывает, сложно спорить. Покряхтывая, иду в кухонный отсек: после Гизовой бурды хочется настоящего сирианского гаккер-ткла. Но у нас на корабле стандартная кухонная механика, и максимум, на что она способна, – это соевый бульон, обогащённый витаминами. Бульона мне не хочется. Я подставляю стремянку, поднимаюсь и ставлю сломанный чайник на полку. -Решил не чинить, а, Клёник? Оборачиваюсь я – а рядом та самая землянская девчонка стоит. Платье белое. И глаза вроде как у Гиза – светлые, дикие. Жуть, в общем. -Уйди, - шепчу. А сам чувствую, что все поджилки трясутся. -Это вам уходить надо, - говорит девчонка и прядку рыжеватых волос на палец накручивает. – Ясно, Клёник? Я зажмуриваюсь. Мне мучительно хочется проснуться в своём кресле в рубке. Когда я открываю глаза, девчонки больше нет. Я прыгаю на пол и бегу к Гизу. Тот не спит уже – листает прошлогодний выпуск «Звёздного пилота» и тихонько насвистывает. -Гиз, - говорю я, пытаясь отдышаться. – Уходить надо. Дурное здесь место. -Ну? – рассеянно переспрашивает он. -Гиз, - я сажусь рядом с ним. – Я в своём уме. Но здесь я вижу странные вещи. Надо уходить, Гиз. Ну их, эти деньги. Гиз поднимает голову. Если уж речь о деньгах, он непременно услышит. -Глупости, Клёник, - усмехается он. – Не трусь, отважный сирианин. -Ты чуть не свалился в космос, - мрачно замечаю я. – Это глупости? Ответить Гиз не успевает: вернулся первый зонд. -Ладно, Клёник, - кивает Гиз. – Проверим сейчас, есть там что опасное или нет. Сканер крякает и пищит, из него лезет длинная полоса бумаги. Я пробегаю глазами по вереницам букв и цифр. Ничего опасного на самом деле нет. -Ого, - тут же присвистывает Гиз, который, нависая сверху, заглядывает мне через плечо. – Глянь-ка, Клёник. Он указывает на один повторяющийся символ. -Арконий, - еле-еле выдавливаю я. Редчайший и очень радиоактивный химический элемент, универсальное топливо. По нынешним-то временам, учитывая топливный кризис, за координаты месторождения аркония можно получить баснословную сумму. А тут целая звезда – это сколько же тонн?.. И – больше никаких полётов, никаких разведывательных экспедиций или перевоза контрабанды, никаких ядовитых эритеевских ящеров. Своё поместье у морского залива, дымящийся гаккер-ткла в высоком бокале, созерцание природы и – а почему бы и нет? – литературная работа. Пока я обдумываю свою блестящую будущность, Гиз глядит на звезду. -А ведь ты прав, Клёник, - задумчиво говорит он. – Надо уходить. Я вздрагиваю. Душой я уже на берегу залива. -Что? – изумляюсь я. – Ты подумай, Гиз, сколько нам отвалят за эти координаты. Особенно какая-нибудь межпланетная корпорация. Гиз улыбается и качает головой. -Все земляне чокнутые, - уверенно говорю я. – Ты забыл, сколько стоит арконий? -Погляди, Клёник, - Гиз указывает на звезду. – Внимательно погляди. Что ты видишь? -Арконий, - отвечаю я. – Не блажи, Гиз. Я хочу заработать на безбедную старость. Звезда вовсю полыхает лиловым. Отсветы ползут по рубке, по лицу Гиза. -Она ведь красивая, - сообщает мне этот землянский дурень. Притом таким тоном, будто я не замечаю очевидного. -Ты представь, - продолжает Гиз. – Вот приедет сюда эта твоя корпорация… -У меня нету корпорации, - угрюмо вставляю я. – Если б была, я бы с тобой по Галактике не мотался. -Приедет корпорация, - Гиз не обращает на меня внимания. – И всё испоганит, понимаешь, Клёник? Я негодующе соплю. Мне очень не хочется понимать вещи, которые не сулят ровным счётом никакой выгоды. -Там, где я вырос, - Гиз всё треплется, а пальцы у самого так и бегают по клавиатуре. – Был старый-престарый лес. Деревья огромные, в три обхвата, а то и больше. Озеро синее-синее, а на дне, в водорослях спят мидии с ладонь. Берега заболоченные, аисты ходят, высоко поднимая ноги. В траве лягушки с золотыми глазами. Тихо так, спокойно. -Лягушки? – переспрашиваю я. -У меня там был любимый дуб, - Гиз вздыхает. – Старый раскидистый дуб. Кора морщинистая, с цепочками муравьёв, и очень тёплая, нагретая солнцем. Хороший был дуб, замечательный дуб, понимаешь? Он говорит, а я в иллюминатор гляжу – и глазам не верю. Нет там ни космоса, ни проклятой лиловой звезды, а есть странное синее – не сирианское алое – небо, зелёные травы и чистое синее озеро. Деревья, действительно, в три обхвата. И большое дерево – видимо, дуб, - на высоком берегу. А подальше, ближе к кромке леса, идут, высоко поднимая красные (от холода, что ли?) ноги, невиданные чёрно-белые существа. -А потом, - говорит Гиз. – Этот лес выкупила одна корпорация. На вырубку, понимаешь? И ничего не стало: ни мидий, ни лягушек, ни аистов. Ни моего дуба. Ничего у меня не осталось. Скажу честно: я, Клёан Иккоро А-Бейрис, трёхсот восьми сирианских лет, дипломированный пилот межзвёздных перелётов В-класса, никогда не считал себя эстетом. Наплевать мне на всю эту бесполезную красоту, особенно если за её координаты мне отвалят солидный куш. И всё-таки… Я морщу нос и ввожу в компьютер новый курс. -Всё будет хорошо, Клёник. Правда, - улыбается Гиз. – Вот увидишь. -Да ну тебя, - ворчу я. – Плакала моя обеспеченная старость… Небось, и этот вылет нам не оплатят? Мол, провалили задание? Гиз молчит. Он всегда молчит, если виноват. Звезда, вся в волнах лилового сверкания, медленно уходит вниз. Я, чертыхаясь под нос, обхожу Мёртвую Голову и укладываю корабль на обратный курс. Гиз поднимается и, шаркая по полу, выходит из рубки. -Починю твоего боевого товарища, - весело бросает Гиз на ходу. Я вздыхаю. Надо будет прикупить шестой электрочайник, раз уж этот всё-таки обречён. Вокруг снова только скопления межзвёздной пыли и подозрительного космического мусора. Радар взвизгивает, и я рву штурвал вбок. Мимо, постепенно проявившись из тумана, дрейфует корабль без опознавательных знаков и без огней, с отключенным двигателем. Радар замолкает на мгновение, точно раздумывая, а потом верещит, как бешеный. Если верить показаниям аппаратуры, вокруг сотни таких вот мёртвых кораблей. -Вы правильно поступили, - говорит уже знакомый мне голос. Я кошу глаза вбок. Девчонка в белом платье стоит, прислонившись к креслу Гиза, и улыбается. -Всё будет хорошо, Клёник, - прибавляет она, и я почему-то ей верю. В её исполнении эта вечная Гизова присказка звучит как-то убедительнее. -Клёник? – это уже голос Гиза. Я поворачиваюсь. Гиз, с нашим старым чайником под мышкой, изумлённо глядит перед собой. -Могу поклясться, - шепчет он. – Что за… Девчонка, конечно, уже куда-то подевалась. -Чертовщина, - бормочет Гиз, усаживаясь в своё кресло, и с грохотом ставит чайник на пол рядом. – Радиация, видимо… -Чего? – переспрашиваю я. Гиз проверяет курс и включает автопилот. -Так, показалось, - говорит Гиз. – Ты не волнуйся. Всё будет хорошо, Клёник. -Это уж точно, - хмыкаю я. – С такими-то нашими успехами… Гиз улыбается. Ему что, он непрошибаемый. -Всё равно купим тебе новый чайник, - обещает он. – Или лучше церемониальный набор для гаккер-ткла на двенадцать персон?
Я устраиваюсь поудобнее, опускаю веки и постепенно засыпаю под Гизову болтовню. И снится мне Эльбрус – огромное, белое облако. И мы с Гизом идём по нему вверх, туда, где видно странное синее небо. На плече у Гиза его походная сумка, вокруг которой вьётся крылатое земное существо – бабочка. И я знаю: если добраться до вершины и посмотреть вниз, можно будет увидеть маленькое синее озеро, и старое дерево на его берегу, и чёрно-белых аистов с красными клювами, которые бредут по траве, высоко поднимая ноги. Я знаю это – и во сне я улыбаюсь.
