Мягкие лапы бесшумно ступали по каменистой узкой дорожке. Она тянулась вверх, на самую вершину Лисьей горы, извиваясь змеиным хвостом. Зверь тряхнул головой, и шкура на холке заходила туда-сюда – не нравилось ему это место. Слишком оно было унылое для веселой натуры чернобурого лиса. «Мракова дорога… и почему занесло тебя именно сюда?» - обиженно подергав длинными белыми усами, лис поднял голову и огляделся, прижав к голове правое ухо. Маленькие серые птички обсуждали нежданного гостя, сидя на низком кусте. Лис хищно облизнулся и птицы, шумно вспорхнув, улетели, возмущенно трезвоня на всю округу о невоспитанности современных лохматых. Проводив взглядом пернатых обманщиц, зверь сел было на дорожке, но острые камни не посчитались с важностью опустившейся на них персоны и впились в самые нежные лисьи места. Прорычав нечленораздельно пару ругательств, пострадавший с неохотой поднял зад, обиженно вскинул роскошный темный хвост, и пошел дальше, по-разбойничьи шевеля усами. Шел лис, аккуратно ступая тонкими лапами, еще около пятнадцати минут, а потом, как будто дошел, благоразумно сел на мягкую, только что поднявшуюся траву, помня неудачный опыт на дороге. Хвост дугой лег вокруг лап, зверь важно покрутил ушами в стороны и облизнулся. Желтые бабочки летали вокруг, тревожа хищника, но он только усами шевелил, всем остальным напоминая изваяние. Стоит сказать, что так заботящийся о своих нежных местах зверь был крупным чернобурым лисом. Мощную фигуру заканчивала красивая голова с гордо оттопыренными ушами и торчащими усами. Морда вся черная, только нижнюю челюсть обрамляла белая, скорее даже седая шерсть, похожая на бороду. Общий вид был явно разбойничий, особенно когда он по привычке прижимал правое ухо к голове. Ярко-карие прищуренные глаза смотрели насмешливо и недоверчиво, казалось, сейчас хитрец откуда-нибудь вытащит пару костей и в две партии оставит любого без штанов. Так просидел красавец несколько минут, отвлекаясь лишь на то, чтобы отогнать от себя проказниц желтых бабочек. Их всегда было много на этой горе, не смотря на то, что юные лисята на них буз устали охотились. И вот, когда уже длинные лучи солнца на прощание погладили жирные бока пологой горы, зверь дернул ушами и вскинул косматую голову. Из рощи на дорожку неспешно вышел высокий, тощий человек, неся в левой руке наполненную корзинку. Правая рука его была безжизненно прижата к груди, покоясь в ложе белой перевязи. Не заметив, но явно почувствовав присутствие нежданного гостя, человек остановился, не выпуская из руки свою корзинку. Он поднял голову, склонив ее чуть влево, и сузил глаза, от чего острые скулы на похудевшем лице стали еще острее. Лис, качнув носом вниз, повернул морду, человек с корзинкой резко выпрямился, нахмурился и сильнее прижал к себе обездвиженную перевязью руку. Несколько минут они уничтожали друг друга взглядами, пока один из них не устал и не согнулся, чтобы поставит свою ношу на землю. - Приветствую, дорогой мой! – весело и нараспев, громко сказал лис, подняв хвост над землей и как будто в приветствие помахав им. – Прекрасно выглядишь! – оскалился в звериной улыбке говоривший, еще больше склоняя голову вбок. - Какого Мрака ты здесь делаешь? – тихо сказал человек, но собеседник его услышал и тут же обиделся, фыркнув. - Нехорошо. Какой ты грубый, я все о тебе расскажу… - Кому? – невозмутимо перебил человек разговорчивое животное и, уже не обращая на него внимания, поднял корзинку и пошел своей дорогой. - Ты всегда любил размениваться на детали, - клацнул зубами лис, мельком глянув на обитателя горы. Хотелось сказать какую-нибудь колкость, но сейчас это казалось неуместным. Поводя тяжелой головой, как будто между прочим он добавил: - А рассказать мне есть что, и даже есть кому… Человек мгновенно остановился, через плечо глянув на наглеца. Явная злоба читалась в его взгляде. Казалось, он сейчас кинется на собеседника и, по меньшей мере, выскажет ему все, что думает. Но вместо этого изможденный мужчина лишь сдвинул брови, давая понять, насколько говоривший ему безразличен. Лис внутренне улыбнулся, понимая, что теперь можно говорить. Опустив голову к самой земле, он вздохнул и вдруг ощерился. Шерсть встала дыбом, лапы стали длинными-длинными, а пушистый хвост начал укорачиваться. Животное в последний раз рыкнуло и через минуту ровно на том месте, где сидел лис, стоял, красивый мужчина средних лет. Вечерний ветерок заинтересованно трепал полы черного, расшитого серебреной нитью кафтана. Отточенным жестом признанного любимца он провел по голове, убрав выбившиеся из хвоста тонкие темные пряди. Внешне мужчина был не то чтобы ослепительным красавцем, скорее излишне самоуверенным и именно эта самоуверенность, источавшаяся каждой чертой лица, делала его крайне интересным. Он постоянно улыбался и сверкал карими глазами, заигрывая с хорошенькими женщинами. Гость и сейчас делал тоже самое, только глаза его сверкали не блудом, как бывало обычно, а игрой, что он собирался провернуть. - Бороду отрастил, - после минутного изучения внешнего вида своего посетителя заметил человек с корзинкой и сморщился как от боли. Лис, оказавшийся мужчиной, диковато посмотрел на него и провел пальцами по красивой окладистой бородке, украшавшей подбородок. - Борода, это у тебя, - тыкнул он пальцем в сторону вот уже неделю не брившегося хозяина горы, - а у меня очень популярная форма бородки. Сейчас так модно, между прочим. Сам король, - сделал на последнем слове лис ударение, зыркнув исподлобья, - так бреется, и вся столица за ним. Скажи, что мне идет? - Нет. Поганит неимоверно, - отрывисто сказал хранитель корзинки и отвернулся, вдруг почувствовав себя совершенно жалким существом. Рядом с этим самоуверенным плутом, выглядевшем как всегда великолепно и здорово, небритый, сильно похудевший, в простых одеждах он казался тенью. Тенью, раздавленной горой, взятой ею в плен. Стиснув зубы, мужчина сильнее прижал к себе больную руку и повернулся к красавцу спиной. - Убирайся. Ты мерзавец. - Да. Это мой единственный недостаток. К тому же, ты опять замечаешь только ненужные детали, - ничуть не обидевшись, улыбнулся лис и бесшумно в, несколько секунд, оказался рядом, по-дружески положив тонкую ладонь в рукаве дорогого кафтана на плечо собеседнику, - а между тем, есть дела общие. Важные. – Он говорил вкрадчиво, как с ребенком, будто боялся, что его не поймут. - Эмилио, время пришло, - сверкнули карие глаза, - так что бросай свои грязные дела… - скосил лис смеющиеся глаза на корзинку, - и пошли со мной. Эмилио вскину брови и повернулся. - Ты в своем ли уме? Убирайся отсюда, я тебе повторяю. - О-о-о, а что у тебя в корзинке? Никак яблоки? Давай-ка, я тебе помогу, - не обратив внимания на сопротивление, лис легко выхватил корзинку из руки Эмилио и весело пошел по дорожке, что-то быстро говоря и размахивая своей ношей, таская из нее красивые, как будто не настоящие красные яблоки. Солнце закатилось за склоны горы и тяжело упало в ручей под звуки протяжного лисьего тявканья. Высокие сосны макушками качались среди звезд, заигрывая с ветром. Эмилио стоял перед скромным домиком, смотря на них. Он стоял так каждую ночь, думая, что они очень похожи на сосны другие, такие же величественные, такие же высокие и шепчущиеся с недосягаемыми звездами. Только их, тех чужих сосен, песню он не слышал, наверное, был слишком занят, чтобы вслушиваться. Ведь счастливым людям нет дела до каких-то хвойных. Теперь же все совсем иначе. Мужчина знал мелодию каждого дерева. Это были мелодии тихие, не то колыбельные материнские песни, не то траурные песнопения. Порой они сводили одинокого Эмилио с ума, и он прятал голову под подушку, чтобы не видеть и не слышать ничего. Сегодня ночь тихая, спокойная и нежный ветерок не тревожил покоя величественных стражей и мучителей. Они не пели свои печальные песни, и Эмилио впервые за долгое время чувствовал себя хорошо. - Тоскливо тут у тебя, - скучающе протянул Риарх, сидя на поваленном бревне и покачивая носками начищенных черных сапог, то сводя их, то разводя. Эмилио взглянул через плечо на говорившего. - А ты думал я здесь веселенькие пьески ставлю? Или забавы ради в клоунские одежды ряжусь? - А зачем так злишься, негодующий мой? Скверно. – сморщился чернобурый лис, не любивший людей злых и несчастливых, - Ты наверное забыл, что ты там всем должен. И ему и… - Хватит. – Дернулся Эмилио, и, прикрыв глаза, шагнул со скромного крыльца хижины в темноту. Он прекрасно знал, что, не смотря на все свое упрямство, в конце концов, сделает так, как должен. Он готовился к этому все эти годы, но душа до сих пор не понимала, зачем? Что-то внутри пыталось защитить и оградить от ненужного переживания, но не сейчас. - Ты ведь не забыл, что Ялата эта сделала для тебя? Только для тебя. – Попытался надавить на сознательность Эмилио Риарх. - Я все помню. – Отрезал первый, не желая ничего слушать. Он и сам все прекрасно понимал, просто необходимо было еще немного времени, чтобы окончательно придти в себя. Совсем немного. Одна ночь. Риарх все понял, решив более ничего об этом не говорить и не спрашивать. Но совсем ничего не говорить противоречило самой натуре, потому он, помолчав с минуту, не выдержал и, окинув взглядом фигуру грустящего друга, заметил: - Ты похудел, как кошелек после пирушки. Когда последний раз охотился и обедал нормально? - Здесь нельзя охотиться. Ты лучше меня должен это знать, - хмуро ответил на заботу старого знакомого Эмилио. Риарх фыркнул и встал, отряхнув полы красивого кафтана и чувствительный к грубым поверхностям зад. - Ну, я пошел. И лис действительно ушел, растворившись в темноте меж удивительно молчаливых сегодня сосен.
2
Весна в этом году была удивительно холодная, и даже в середине мая дули пронизывающие ветра и лили дожди. Дождь лил и сейчас, набрасывая на дорогу серую фату. Риарх, подперев подбородок рукой, уныло смотрел в подурневшее от струек дождя окошко кареты. Эмилио не смотрел никуда, сидя с закрытыми глазами; ему казалось, что стук копыт, слившийся с шумом дождя, похож на мерный стук молотка, забивающего гвозди в крышку гроба. Его гроба. Черные стенки кареты сужались, и страх быть похороненным заживо вдруг настолько явно ударил в голову, что путешественник вздрогнул, резко вскинув голову. Звук льющейся воды снаружи – гомон грязной и оборванной толпы, оказавшейся здесь лишь чтобы понаблюдать за теми, кто пришел скорбеть, ведь горе всегда завораживает. Казалось, нет для человека большего удовольствия, чем смотреть на проигравшего смерти неудачника и понимать, что ты не такой как он и у тебя все впереди, тебя никогда не закроют деревянной крышкой. Жалкая иллюзия власти над самим собой, бездарно созданная силами глупости и безразличия. За годы своего затворничества Эмилио понял, что он не любит людей. Высокомерная серая масса, способная только на разрушение. Справедливости ради стоит отметить, что и самого себя мужчина из этой категории не исключал. Скорее наоборот, среди всех самых жутких разрушителей он был первым, считая себя подонком. - Приехали почти, - скучающе, в тон мерному стуку копыт проговорил Риарх, поежившись от мысли, что скоро придется вылезти из уютной кареты в холодный серый дождь. Эмилио открыл глаза, повернувшись к окну. Ранее широкая дорога сейчас была узкой настолько, что на ней едва помещалась небольшая карета. - Месси? - Я же сказал «почти». Это действительно было не местечко под название Месси, а небольшой городок, лежащий в низине графства Оро. Когда-то он являлся его центром, но из-за одного происшествия люди перестали здесь селиться, а кто и жил – переехал, от зла подальше. Риарху совершенно не хотелось мокнуть под дождем, потому он предложил отменить прогулку по залитому водой городку, но друг его отказался, хоть и не очень твердо. Ему тоже не улыбалось ходить по узким улочкам, но что-то неведомое влекло. Выйдя из кареты, Эмилио огляделся. Перед ним лежала широкая площадь серого камня. Вдалеке высились три охранительные башни со спущенными грязно-голубыми флагами, у их подножия приютились развалены большой городской тюрьмы с примыкающим к ним эшафотом, со стен их медленно и неторопливо сползала серая жижа дождя и грязи. Сейчас все это было в полном запустении. Площадь залита все той же болотной жижей, в которой сапоги тонули по самую щиколотку. Риарх брезгливо передернул плечами и переступил на месте, от чего сапоги звучно чавкнули. Выразительно взглянув в сторону попутчика, он послал ему мысленный импульс, полный личного негодования, но тот, кажется, его не понял, продолжая оглядывать серую площадь. От большого рынка, некогда примыкавшего к зданию тюрьмы, теперь совсем ничего не осталось. Только на каменных выступах разбросанные лежали доски и полусгнившие ящики, от которых жутко смердело навозом и сгнившей рыбой. И запах этот даже льющий дождь не мог перебить. Выражение лица чернобурого человека-лиса с каждой минутой становилось все более зверским от невыразимой гадливости, что он сейчас испытывал. Но Эмилио ничего не замечал. Взгляд его был прикован лишь к полуразрушенному эшафоту, доски которого почернели и прогнили, зияя дырами давно беззубых ртов. От одного взгляда на эти дыры дыхание мужчины перехватывало, он глубоко вздохнул и больше не выдыхал, резко бледнея. Дождь заливал лицо, кислотой попадая в глаза, но он не моргал, просто не мог себя заставить упустить хоть на секунду из вида это устрашающее место. Как будто боялся опоздать и выпустить из рук ненастояще холодный воздух. Острая женская шпилька подскочила к груди и впилась в самое горло, заставив хрипеть. Эмилио вздрогнул, вскинув руку к горлу и, прохрипев чье-то имя, упал вниз, закашлявшись. - Ты что, совсем идиот? – заботливо поинтересовался Риарх, схватив друга за локоть больной руки, - решил принять грязевые ванны? Подумай о своих штанах! Эмилио перестал кашлять, но вскрикнул, побледнев еще больше. - Риарх! - А! – лис вскинул руки вверх, как будто был совершенно непричастен к произошедшему, - прости, не подумал, - на секунду вспыхнул Риарх, но быстро нашелся и перешел в наступление: - Ты ее все еще не вылечил? О чем ты думаешь вообще, Кору? – вглядываясь в бледное лицо, он нахмурился, слизав с губ капли дождя. – Она у тебя отвалится, к Мраку! - Помолчи, Риарх, - уже спокойно остановил начавшего распаляться друга Кору и здоровой рукой отстранил его, снова уставившись в зияющую дыру. Выпятив вперед нижнюю обидчивую губу, лис нахмурился и скрестил руки на груди, намереваясь стоять тут и обижаться, пока где-то сбоку не грохнуло. Эмилио сильно вздрогнул, поскользнувшись на грязи, но Риарх вовремя оказался за спиной, поддержав, сам того не заметив. - А там еще что такое? – пригнувшись и медленно чавкая по грязи, Риарх прошел вперед, Эмилио развернулся, и оба увидели, как из под досок вылез круглый серый комок. Комок пятился по мокрым плитам и что-то бормотал себе в грязную спутанную в колтуны бороду. Эмилио, болезненно прижав согнутую на перевязи руку к груди, подошел к нему и наклонился, тихо поприветствовав. Комком оказался сморщенный как изюмина в варенье старик в грязных, оборванных лохмотьях. - Нельзя… нельзя, никому нельзя. Она снова придет… придет, и вы увидите, - бормотал он, ни на кого не обращая внимания, - нельзя обижать, ….бестия… душа рыжая обиженная придет снова, когда минет третья луна… - Какая бестия, старик? – смутно ощущая что-то родное в его словах, заволновался Эмилио, еще сильнее прижимая к себе больную руку. Она вдруг начала болеть, оттягивая мышцы вниз не то от холода и ветра, не то от того, что хозяину воздуха не хватало, солнца не хватало и тех шестнадцати лет, что он провел не с теми. - Какая еще бестия, как еще луна? Да тут все с ума посходили. И не удивительно, жить в такой грязи. Я бы тоже умом тронулся, если бы по пояс в луже жил. Пошли отсюда, Эмилио, иначе я начну буйствовать, - тараторил Риарх, потянув друга за собой в сторону, опасливо озираясь на чудного бродягу, как бы он не сумел разбудить то, что лис когда-то всеми силами усыплял. Эмилио не сопротивлялся, казалось, он даже не заметил, что спутник тянул его за собой. Боль в руке и плече тянула вниз, требуя пасть на колени; ветер, проникающий под совершенно мокрый кафтан и рубаху, ледяным червяком полз по груди между ребрами, стараясь подползти к сердцу поближе. К горлу и губам, наказывая за предательство. - Что я натворил… - сдавленным, не своим голосом шепнул мужчина, пытаясь ладонью прогнать обличающего червя. – Что я натворил, Риарх… Риарх стиснул зубы, сжав пальцы на руке друга еще сильнее. - Успокойся, Эмилио, - он остановился и развернул его к себе за плечи, взглянув в бледное, залитое дождем лицо. Казалось, капли серого дождя льются со лба прямо по темным зрачкам, делая из живого человека мертвую фарфоровую куклу. От этого жуткого зрелища лиса передернуло, он повел плечами и вдруг положил по-женски тонкую ладонь на лоб мужчины, стараясь защитить. - Кору, прекрати это, слышишь? Ты ничего не сможешь изменить, ты не сможешь сейчас уже помочь ей, но… Но ты сможешь помочь тем, кто ждет тебя сейчас, понимаешь? Тебя ждут, о тебе беспокоятся, тебя помнят. Даже она тебя помнит наверняка, подумай о Азаре. Грешно это, заставлять ее Там видеть тебя Таким, грешно заставлять ее страдать вместе с собой. Живи как можно долго, люби как можно страстно, греши, сгорай, ревнуй, и умри через много лет счастливым. Она была слишком хороша, чтобы и после всего не быть счастливой. Поверь мне, она будет рада видеть тебя счастливым… Своего Эмиля видеть счастливым. Ты слышишь меня? – мужчина провел ладонью от лба Эмилио вверх, убирая намокшие пряди волос и, положив руку на затылок, прислонил его голову к своему плечу. - Теперь все будет… - прижимал он его голову к себе, не позволяя ни единой капле упасть на лоб дуга. Кору задышал вдруг часто-часто, больно, а потом расслабился, уткнувшись лбом в надежное плечо, и так и остался стоять, слыша, как шум траурной толпы за спиной исчезает, и на смену ему приходит шум тихого весеннего дождя.
3
Дождь уже давно закончился, оставив на дороге оранжевые расплющенные блины воды и двое путешественников, решив прогуляться пешком, ходили восьмерками, чтобы не замочить ноги в грязных лужах. - Мрак подери, Кору, почему пешком? Ты хочешь, чтобы я перед этим скользким старым канатом появился в грязной обуви? Да слушаешь ты меня, в конце концов? – разозлился наконец лис, задирая брюки и перескакивая через очередную лужу. - Я хочу прогуляться немного, здесь ведь уже немного осталось… - не то спросил, не то поведал Эмилио, разглядывая подросшие за последние годы сосны вдоль дороги. Кругом было тихо, только камни под ногами аккомпанементом шуршали в тон взлетающих пушистых лап деревьев. Терпко пахло мокрой хвоей и приторно только-только зацветающими маленькими придорожными цветочками. Дорога была во всех отношениях приятной, если бы не грязь и сырость. Риарх тихо ругался сквозь зубы, пытаясь сохранить чистоту если уж не обуви, то хотя бы штанов, Эмилио не обращал ни малейшего внимания на свои сапоги, наслаждаясь видами. Когда-то эти высокие тучные сосны были совсем маленькими и боязливо стояли вдоль дороги, встречая путников. Он помнил: вот сейчас будет поворот налево, а там редкие сосны превратятся в настоящую темную рощу. Высокие деревья будут стоять друг к другу близко-близко, и зеленый плющ с острыми листьями и большими белыми цветами по-хозяйски оплетет стволы деревьев и ветки. Эмилио тогда казалось это похожим на убранство храма к свадьбе. За годы в роще ничего не изменилось. Все так же росли деревья, все так же вился плющ, и белые цветы только начинали распускаться. Дорога свернула влево и вдруг стала узкой тропинкой, лихо скользившей меж деревьев вперед к огромному, видневшемуся чуть впереди темному дому с высокими узкими, как пики, башнями. - А здесь все так же дико. – резюмировал свое впечатление лис и отпустил искомканные в ладонях штанины, сморщившись . Эмилио ничего не сказал, но по лицу его было понятно, он согласен с другом. Этот не то лес, не то запущенный сад всегда нравился вольнолюбивому мужчине; он словно укрывал, отгораживал от остального мира, позволяя быть с самим собой и самим собой. И вот среди этого поистине соснового леса стоял большой трехэтажный дом с острой крышей яркого синего цвета. До второго этажа стены густо увиты плющом, потому их можно и не заметить до тех самых пор, пока не подойдешь на расстояние вытянутой руки: постоянно будет казаться, что он где-то далеко. «Бесовское поместье, того и гляди какая-нибудь ведьма оттуда выскочит» когда-то сказал о чудном местечке темный лис, а потом игриво добавил: «обнаженная, как нимфа». На самом же деле это дикое местечко было одним из крупнейших и старейших поместий страны, поместье Реттор «Месси», что в переводе на современный язык значило «серебряное озеро», и никакие обнаженные как нимфы ведьмы оттуда выскочить не могли. Не смотря на то, что день сырой, не солнечный, большие окна с рамами недавно выкрашенными в нежно-голубой цвет были настежь распахнуты, приглашая в гости. Невысокое, длинное с четырьмя колоннами, поддерживающими крышу, крыльцо-веранда была чисто убрано, только на деревянном полу то тут, то там лежали еловые ветви и полураспустившиеся цветы. Удивленно взглянув на все это, Кору обернулся на друга и тот кивнул головой. «Никто не встречает…» - растерянно подумал он, и, стянув с головы жесткий берет, похожий больше на шляпу, ступил на крыльцо старого поместья. Все тут было таким же, каким он помнил, и эта память с каждой минутой все острее и острее впивалась между лопатками, заставляя идти медленнее и если бы не шедший позади Риарх, Эмилио непременно совсем остановился, так и не зайдя в дом. Но друг заботливо тыкнул пальцами под ребра, подгоняя, и оба оказались в светлом холе, заставленном светлой мебелью, подивившись открытой входной двери. Мужчины оглядывались, как будто оказались здесь впервые, да так оно, в сущности, и было. Все, абсолютно все, начиная от стен, заканчивая мебелью и ее расположением было другим, совершенно не похожим на то, что вспоминал Эмиль. Он смотрел и не узнавал ни светлого дивана, стоящего у выхода в зал, ни ковра, лежащего на полу, ни странной высокой вазы, стоящей на красивой тумбочке так же светлого дерева. Даже памятной двери в небольшую комнатку у самого выхода не было. Это было совсем уж странно: куда же могла деться дверь? Казалось, нога его никогда не ступала в этот холл, он даже почти перестал чувствовать то трепетное испуганное чувство, когда после долгих лет возвращаешься домой. Удивленный, Эмилио почти забыл что это за дом и кому он принадлежит. - По-моему, нас не ждут, - раздосадованный и оскорбленный вопиющим неуважением к своей персоне изрек Риарх и размашистым, хозяйским шагом быстро пересек холл, выйдя в гостиную. Гостиная оказалась столь же неузнаваемой, как и холл. Только большая подушка из зеленого бархата, ошитая золотым кантом, лежала в глубоком старинном кресле, давая понять, что домом путники все же не ошиблись. Эмилио незаметно даже для себя выдохнул, когда узнал этот предмет: значит старый мудрый змей все еще здесь. - Значит, этот канат еще не удавился, - рефреном мыслям Кору прозвучала фраза Риарха, заставившая второго гостя выйти, наконец, из недоуменного оцепенения. Поставив на вид другу его нетактичность, выразив свое неодобрение подобному поведению, Эмилио дал понять, что он не потерпит такого отношения к родственникам… и на этом слове его прервали, не дав договорить. Две славные девочки лет десяти появились перед спорящими мужчинами как будто из под земли, или, в данном случае, из под пола. Они были похожи на наваждение: совершенно одинаковые лицом и одеждой, они даже головки склонили в одну сторону, от чего их короткие ярко-рыжие кудри забавно подскочили. Девочки держались за руки и смотрели на гостей большими, смеющимися серыми глазами. - Привет, - нарушил молчание Риарх, чтобы убедиться, что не сходит с ума и две девочки не плод его богатого воображения. Девочки как по команде улыбнулись, естественно одинаково, и протянули вперед свободные руки, немало этим удивив мужчин. - Вы обещали конфеты, - сказала одна из них, сжав ладонь в кулачек. Она смотрела на обоих гостей таким чистым взглядом, что и сомневаться не приходилось: действительно обещали. Риарх сделал недоуменное выражение лица, потом повернулся на почти ошеломленного всем этим Эмилио и толкнул его плечом. - Возвращай конфеты. - Что? - Конфеты детям отдай, ты же обещал. Ну давай, не жадничай, тебе вообще не стыдно, а? Такой большой, а конфет… Риарх еще полторы минуты стыдил Кору, который смотрел на него в упор, пытаясь уловить в словах лиса тайный смысл, но никакого смысла, кроме бесстыдно сваленной на чужие плечи вины, здесь не было. Недоверчиво сведя брови над переносицей, мужчина зачем-то мотнул головой и более не обращал внимания на распаляющегося Риарха, говорившего, что сладкое чрезвычайно полезно для растущего организма и такие несознательные господа, как граф Монтэ… Девочки все так же смотрели на странных до безумия посетителей, медленно качая из стороны в сторону кудрявыми головками. - А вы всегда так много говорите? - О-о-о! – протянул Риарх, театрально взмахнув руками, он всегда так делал, когда перед ним появлялись зрители, - Юные леди, - неведомым образом он оказался между девочками, положив ладони на их плечи, - как хорошо, что вы заметили, я уже, право слово, устал ему говорить об этом. Он же без умолку болтает… то о лисах, то о рысях, то о козах каких-то. Он у нас вообще знатный натуралист, природу… - Риарх! – наконец вышел из оцепенения Эмилио, и лицо его приняло строгое выражение. Выразительно зыркнув на друга, он перевел взгляд на девочек. Они заинтересованно поглядывали на молчавшего до того гостя, как будто пытались разглядеть: а не похож ли он действительно на натуралиста? - А он нас обманул, да? – сообразительные сестрички качнули головой в сторону Риарха, немало его этим удивив. Мужчина сделал как можно более страдальческое выражение лица, жалостливо взглянув на Кору. - А у них это семейное, я считаю, ну что за безобразие? Какие вы невоспитанные девочки! Кто ваши родители? – попытался быть строгим лис, страшно двигая бровями, но близняшки ничуть не смутились, охотно ответив, что одна из них дарована этому дому самими богами, а вторую принесли эльфы в шелковом одеяльце. - Эльфы, да? – скрестил руки на груди Риарх, глубокомысленно качая головой. Девочки снова рассказали чудесную историю своего появления непонятливому гостю, для убедительности размахивая руками. Эмилио отошел на несколько шагов в сторону к невысокому комоду с красивыми резными ручками, что стоял прямо под изгибом тонкого перилла у лестницы, ведущий на второй этаж. На комоде стояла вазочка с цветами на высоком стебле и лежала большая книга темно-лилового цвета. - «Сказки для девочек и мальчиков, собранные путешественником Сэлэмом Ко», - прочитал вслух негромко Эмилио, проведя пальцем по корешку толстой книги. Близняшки с энтузиазмом что-то доказывали Риарху, Кору глянул на них сбоку и едва улыбнулся. «Кажется, здесь совсем ничего не меняется…», - мягко улыбаясь, подумал мужчина и взял книгу в руки, чтобы вернуть ее владелицам, как вдруг услышал легкие быстрые шаги по лестнице над головой и голос: - Эни, Ани, куда вы пропали? Эни! Риарх вдруг замолчал на полуслове, медленно повернув голову на друга. Кору замер с книгой в руках, резко побледнев. Улыбка тут же сползла с тонких губ, некрасиво искривив рот. Они подняли глаза друг на друга, дыша в унисон между стуком быстрых женских каблучков по лестнице. Бесшумно вдохнув, Эмилио замер, вцепившись длинными пальцами в детскую книгу. Риарх протянул к нему руку, как будто хотел что-то сказать и замер, когда за спиной друга появилась девушка. - Куда же вы пропали, я вас везде ищу!
первое: небольшие неточности и странности. лис шел коло пятнадцати минут. это неправильно. лис шел недолго, около 15 минут. так было бы верней. серого камня.... - тоже не верно. это было бы уместно по отношению к монолитному предмету. но площадь - это ж не только то, что под ногами, но и то, что вокруг. дома, например. уместнее было б говорить о площади, вымощенной серым камнем
У вас потрясающая способность делать анализ образа персонажей на основании 8ми страниц текста. Предлагаю вам говорить исключительно о персонажах (ибо о другом вы почему-то не говорите), только... главе так к десятой.
А кого мне бояться? Вас что ли? Или вашего мнения относительно моих персонажей? Ваших высказываний? Или Вашего грозного авторитета? Я уже вышла их того возраста, когда стоит бояться кого-то где-то там)
