Первым утренним впечатлением стал звук… вот право слово, не знаю, как его описать. Что-то среднее между плачем, воем и поскуливанием мелкой зверушки, тихое и очень надоедливое. Учитывая, что спал я все также на полу, между прочим, в обществе Арсы – она так и не ушла, устроившись по другую сторону подушечного борта, в помещении появилось что-то новое. Ромалка тоже проснулась, и над моей головой в сторону источника просвистела подушка.
Источник на пару секунд замолк и завыл еще жалостней.
Я открыл глаза и прикинул, чем бы еще запустить, только потяжелее.
Спиной к двери комнаты Магистра сидело юное существо непонятного пола с копной золотых волос и обливалось слезами. Покрасневший курносый нос периодически хлюпал, капли соскальзывали со щек и впитывались в зеленые бархатные штаны. Рядом с существом валялась подушка.
- Хель, - с непередаваемым выражением процедила Арса, - ты не мог бы выть в другом месте?
Я с новым интересом уставился на плачущего пажа – так его называли, кажется?
Вместо ответа Хель душераздирающе вздохнул. Подавился, закашлялся и опять заскулил.
- Пошел вон, - с шипением в голосе приказала девушка.
- Не могу, - всхлипнуло создание.
- Тебе помочь?
- Мне нет прощения… Нет оправдания предательству… Нет пощады трусу и беглецу… - то ли Арсе, то ли мне, то ли подушкам сообщило создание.
- Ох я сейчас встану… - мрачно пообещала Арса, пытаясь надеть подушку на голову.
Я осторожно сел. Усталость чувствовалась, мышцы побаливали, но в общем состояние вполне сносное. Правда, «рейдер» комом валяется в изголовье, так что я быстро прикрылся еще одним предметом постельного интерьера. Интересные традиции у ромалов, сильно отличаются от наших…
- Меня стоило бы повесить, как предателя, - прошептал паж и снова громко всхлипнул. 
Я бросил в него маленьким меховым шаром.
Паж вздохнул и вытер шаром мордочку. Наконец поднял красные глаза и сообщил:
- Я не достоин твоей жалости, Юрса. Ничьей жалости.
Я наклонил голову, давая Хелю присмотреться.
- Это не Юрса, балбес, - испортила интригу Арса, - это Баском, оруженосец мессира. Который, между прочим, выполнял твои обязанности больше месяца. А ты ему спать мешаешь, гад…
Лучше бы она этого не говорила. Из и без того мокрых глаз брызнули новые слезы, и паж взвыл в полный голос, как кот, которому оттоптали хвост и все четыре лапы разом. 
За дверью я уловил тяжелый вздох и приближающиеся шаги. Арса, кажется, тоже их услышала, и задержала дыхание с хищной улыбочкой, но дверь Фленн открыл осторожно, всего лишь оттолкнув ей создание, а не ударив.
- Доброе утро. По какому поводу траур, Хель?
- Мессир… - Хель захлебнулся слезами, закашлялся и брякнулся к ногам Дракона. Арса села, потянулась, не слишком смущаясь, и поднялась на ноги, как-то сразу из встрепанной и заспанной стала собранной и деловой. Я мысленно выругался, и поспешно натянул комбинезон.
- Паж, встань, приведи себя в подобающий вид и ответь на вопрос.
Тон почти не изменился, но создание резво вскочило, быстро вытерло мордочку рукавом и вытянулось в струнку.
- Я… очень беспокоился за Вас, мессир… В одиночестве, в страшный час огня и презрения… А я оставил вас, словно трусливая крыса…
Фленн удивленно поднял брови.
- Я сам отослал тебя с поручением.
- И я пошел… Но найти способа возвратиться не смог… 
- Куда возвратиться? В Лондру? Я ее давно покинул. И более того, приказал тебе следовать за капитаном Хиваем. Где он?
- В Лаксдеже. Ожидает вашего прибытия. Управляет герцогством.
- А почему ты – здесь? – с ехидцей осведомился Фленн.
- Ваша светлость… Потому что Джанкой отправлялся искать Вас и я подумал… А капитан не возражал… сильно…
- Мастер Хивай не возражал, - подтвердил Джанкой от двери. – Он, к моему прискорбию, был просто счастлив, когда печальный паж изъявил желание отправиться на поиски своего господина. Потому что от вдохновенных рулад и трелей птицы, устыдившись своих голосов, в спешке покидали герцогство.
Хель покраснел до корней волос.
- Ты отправился за мной вместе с Черными Драконами, и по дороге изгрызал душу мнимым предательством?
Паж кивнул. Наверное, ему хотелось провалиться сквозь землю.
- А теперь ты, наконец, перестанешь лить напрасные слезы?
Хель всхлипнул.
- Ведь я вам больше не нужен, мессир. Ваш новый оруженосец – великий воин, а я…
- Я тебя еще не освобождал от службы, - уже резче ответил Фленн. Видимо, жалеть пажа – дело бесполезное, и даже вредное. – Оруженосец вряд ли будет выполнять твои обязанности… которых теперь станет вдвое больше.
- Я буду служить вам… обоим, мессир? Я должен буду выполнять… для оруженосца… то же, что и для Вас?
Курносый нос немного сморщился.
- Ты против? – ласково осведомился Дракон. – Если да – можешь предложить свою службу Верналю Фарно…
- Я не против, - прошептал снова краснеющий Хель. – Никогда больше… Никогда… Я только подумал…
- Баском не простой оруженосец, Хель. Он мой друг, человек, которому я многократно обязан жизнью. Помни об этом.
- Да, мессир. Я никогда этого не забуду.
Паж повернулся ко мне и изобразил не то поклон, не то реверанс.
- Кстати, а где Хель пропадал вчера почти весь вечер, а?
Я ожидал, что вопрос Джанкоя опять повергнет юношу в краску, но Хель серьезно посмотрел на Дракона и ответил:
- Я следил за нашими врагами и их пленницей.
- Какими врагами?
- Отрядом Стервятников, перешедших под знамена Цапли, и юной графиней Сканди Нанкенсен.
- Дочь Йорика, погибшего при мятеже магистра ордена Мухи… В плену у Стервятников, - протянул Фленн. - Интересно… При том, что воевала она в ордене Пса, и сама кого угодно возьмет в плен.
- А почему ты молчал, милый? – не очень ласково осведомился Джанкой.
Хель опустил голову.
- Потому что добывал эту опасную тайну лично для меня, - пояснил Фленн. – Расскажи поподробнее.
- Насколько я слышал, ее захватили во время одинокого пути и взяли себе. После переворота Стервятники быстро нашли себе новых нанимателей…
- Стервятники изначально поддержали барона Мелиадуса и его Волков, - исправила мальчишку Арса.
- А теперь они приняли власть Фланы и Хокмуна. Стоят в «Бочке крепкого». Здесь проездом, поскольку капитан возжелал побывать в пожалованном ему Сфаксе. Госпожу Нанкенсен везет с собой, как дивно красивую игрушку, не интересуясь ни ее чувствами, ни волей…
- Сканди знает, что мы здесь? Ты попадался ей на глаза?
- Нет, мессир. Я следил тайно, со всеми предосторожностями.
Фленн сощурился.
- Мухи приняли удар Волков первыми, не запятнав себя ни предательством, ни бегством. Йорик Нанкенсен пал вместе с Фалмолив, любимой женой, с мечами в руках, на крыльце собственной цитадели. И пусть Сканди сражалась в другом ордене, ради памяти ее родных… ей стоит помочь.
- Псы восставали вместе с Волками, - говорит Джанкой, избегая чужих взглядов.
- Я знаю, чем занимались псы. И тем не менее… Приведи ее, Черный Дракон. Сделай так, чтобы Стервятники отдали свою игрушку добровольно. 
- Да, мессир. – Хотя приказом Джанкой явно недоволен…
Я смотрю на Фленна, касаюсь груди ладонью, двумя пальцами изображаю идущего.
- Ты тоже собрался на прогулку? Надеюсь, не слишком далеко и надолго?
Я привычно качаю в воздухе ладонью.
- Можешь сказать, куда?
На секунду я задумываюсь, стоит ли отвечать, а потом касаюсь пустого гнезда на бедре. Раньше там был патрульный излучатель.
Фленн щурится недобро и понимающе.
- Передай ему привет и благодарность. За гостеприимство.
Арса и Джанкой щерятся. Паж вертит головой и мало что понимает.
Я возвращаюсь в спальню за броней, и когда выхожу, в комнате уже никого нет. Внизу – мы, оказывается, в особняке, высоком здании со множеством башенок и флюгеров на крыше, - небольшой дворик. У ворот в тени дежурит рыжий, тот который предлагал дать мне местных зелий. Там же – Джанкой, уже в потрепанной одежде уличного актера. В два шага он подходит ко мне.
- Месть – дело полезное, но не с пустыми руками. Возьми, это Арсы, самое лучшее из наших.
«Это» оказывается огненным копьем, на диво компактным, с тонким длинным стволом и наверняка очень тонким и мощным лучом. Хорошая вещь, поэтому я киваю и беру. Верну свой – отдам хозяйке это. А может, еще чего от себя досыплю…
Я выхожу в ворота, а ромал, насколько я понимаю, через стену, в соседний сад.
Пестрая толчея улиц не мешает ни добраться до места прошлой стоянки каравана, ни обнаружить его на прежнем месте, вот только Агавосноса нет. Пробраться в его фургон не составляет особенных сложностей, учитывая, что количество биомехов уменьшилось до шести, и торчат они по периметру лагеря, не достаточно внимательно глядя вверх. Излучателя я не нахожу, зато беспардонно граблю запасы других технических приспособлений старика. Сам хозяин появляется примерно через час и опрометчиво входит в фургон. Закричать он не успевает, а связать руки и ноги – минутное дело. Дальше я сдираю с дедушки шлем и обнаруживаю перед собой не то выродка, не то прокаженного. Вместо лица – обтянутая кожей безносая черепушка. Впрочем, какая разница? Черепушке тоже можно заткнуть рот и привести в чувство. Кстати, мое оружие оказалось у него на поясе – видите ли, приглянулось. 
Судя по выражению лица, Агавоснос не ожидал меня увидеть, и совершенно встрече не рад. Я тоже не особенно рад, но собираюсь припомнить каждый из десяти ударов, оставивших на спине Дракона шрамы. И еще один, тот, который едва не оставил меня без глаза. Пользоваться бичом нельзя, слишком громко получится, ну да других способов хватает. 
На прощанье я отрезаю эту уродливую голову и на всякий случай надеваю на рог вешалки для плащей. Крови странно мало, но пусть теперь попробует прирасти на место. 
Успешно выбравшись за пределы охраняемой зоны, растворяюсь в толпе.
Можно возвращаться, но на одной из мелких часто натыканных площадей висит название «Бочка крепкого». Обидно было бы пропустить спектакль, устраиваемый главным Черным Драконом, а в его способности учинять интересные спектакли я не сомневаюсь, потому вхожу.
Половина большого зала занята людьми вполне характерной внешности: рослые, с длинными светлыми волосами и загорелыми лицами. Такие приходят из далекого королевства Московия, и с ними постоянно сравнивают меня самого. Именно они, по рассказам гранбританцев, были и остаются костяком ордена Стервятника, наемниками, кондотьерами. Для посторонних я теперь один из них, главное, чтобы сами стервецы за своего не приняли… 
Впрочем, они очень заняты. Посреди зала пляшут несколько человек, и среди них костром вспыхивает оранжевая рубашка Джанкоя. От топота сапог столы и лавки ощутимо подпрыгивают. За кругом танцующих, у дальней стены, за отдельным столом расположились московит в одежде побогаче и девушка. У нее огненно-рыжие волосы, легкие, вьющиеся, летучие, и синие глаза. По любым стандартам красоты она почти великолепна, вот только выражение лица сводит на нет всю прелесть. Рыжая злится. Очень сильно злится. На обращенную к ней речь явно хамит, и, наконец, отвешивает здоровяку пощечину. Впрочем, тот успевает перехватить драчливую руку и смеется. На самом деле, вполне нормальный элемент общения там, откуда я пришел…
Танец кончается. Круг рассыпается, и Черный дракон, подойдя к музыкантам, что-то им тихо втолковывает. Отбирает у одного нечто с порядочным количеством струн, медленно перебирает их, заставляя сталь горько плакать. Трактир замолкает.
- Вечер… рассыпает звезды по небу,
Город зажигают фонари…
Мне с тобой умчаться далью-полюшком,
На рассвете сгинуть дымкой солнечной,
Раз уж сердце заживо горит.
В поле ветер, кони длинногривые,
Доспевает золотой закат,
Облака легли морскими рифами,
Заплелись слова сплошными рифмами,
Увезу и не верну назад.
Похоже – по крошечным заминкам и паузам, что Джанкой складывает песню по ходу.
- Я к ногам сложу дороги дальние,
В косы самоцветы заплету,
Чтоб легенда, чудное предание,
Счастья синеглазого создание,
Воплотило в жизнь мою мечту…
Люди кричат и хлопают, стучат ногами об пол. Отзвук голоса все еще кружит по залу птицей.
- Для нее пел? – весело спрашивает командир Стервятников, и треплет рыжую по плечу, подчеркнуто не замечая, как от него отодвигаются.
- Не удержался, - скалит зубы Черный Дракон. – Прости, если чем обидел, добрый человек.
- Не обидел. Кобыла хороша, спору нет, только норов у нее длинней хвоста. Объездить сумеешь?
- Была бы кобыла, а за объездить дело не станет…
- А ну, покажи мастерство! Клянусь Сквизом и всеми его фальшивыми игральными костями, если эта стерва с тобой от души спляшет – бери ее и вези, куда хочешь!
- Ты сказал – я услышал! Слово московита крепче его лба!
- Слово мое крепкое!
Девушка чисто по-собачьи морщит нос, словно собирается кусаться.
Ромал медленно и преувеличенно вежливо опускается на колено рядом с ее краем стола, протягивает руку ладонью вверх. Девушка бьет, с таким расчетом, чтобы эту ладонь покалечить об край стола. Разумеется, Джанкой отдергивает руку, а гулкий удар разносится по всему помещению. Тут же появляется вторая рука, новый удар и промах, новый хлопок, и Джанкой продолжая ритм вгоняет перед ней в стол недлинный широкий нож. Девушка выхватывает его, взвивается из-за стола, и ее шаги сами собой вплетаются в начало мелодии, которую тут же, пока тихонько, подхватывает оркестр. Рыжая с ножом преследует ромала между столов, а тот пляшет, уклоняется, делает вид, что старается схватить руку с ножом, и при всем этом ухитряется ступать в такт сложнейшей плясовой. Зрители в совершенном восторге подвывают по волчьи, пока, наконец, Джанкой не делает резкого рывка вперед. Доли секунды, и задыхающаяся от злости пленница стоит к нему спиной, сжатая в крепком объятии и связанная собственными, заведенными за спину руками. Музыка умолкает.
- Ну что? сплясала?!
- Сплясала!! – дружно ревут Стервятники.
- От души?!
- От души! – сквозь хохот выдыхает командир. – Ох, ромала-ромала, как не на кривой козе объедет, так на одноногом хряке! Никогда не видел, чтоб с таким огоньком плясала рыжая, разве что когда ее в бою брал… Забирай, пройдоха, твоя кобыла!
- Спасибо, господин хороший. За такую кобылу – последние сапоги отдать не жалко!
- Да не нужны мне твои сапоги! Веди, объезжай!
Девушка пытается, запрокинув голову, ударить своего мучителя в лицо, но не достает. Джанкой, толкая ее впереди себя, выводит злобный выигрыш из трактира. Я выжидаю пару минут, но московиты только увлеченно обсуждают хитрого ромала и в погоню не собираются, так что можно спокойно уходить. Догнать странную пару не составляет труда – в ближайшем пустынном проулке хорошо слышны шаги и голос рыжей.
- Будь ты проклят, чумное отродье!
- Ага. Отродье. Чумное... А теперь слушай меня, псина, - в голосе Джанкоя прорывается рычание. – Я знаю, кто ты. Знаю, что поделывала раньше, вместе со своей проклятой стаей, и не посмотрев ни на задницу, ни на глазки, пущу в дело нож. А теперь иди смирно, куда ведут.
Интересно… За что Джанкой ее так не любит?
Видимо, девушка понимает, в чьи руки угодила, потому что до самых ворот особняка больше не трепыхается.
Ворота открывает Лавир, среднего роста, тощий, темноволосый и смуглый человек. На пленницу он не обращает ровно никакого внимания, Джанкою кивает, меня впускает без колебаний.
Мне Джанкой тоже кивает, оглядываясь через плечо.
- Вышло?
Я хлопаю по кобуре с излучателем. Поднимаюсь следом за ромалом и его добычей в комнату с пятью дверями. Там вдоль окна прохаживается Фленн, а Хель за столом под его диктовку что-то царапает на пергаменте. 
На самом входе Джанкой подставляет рыжей подножку и швыряет на ковер, к сапогам магистра, так, что девушка все-таки достает до пола лицом. Сам он остается у двери, так что пройти глубже мне удастся, только обойдя или подвинув живую преграду.
Рыжая приподнимается на локтях и застывает, как странная статуя.
- Спасибо, Джанкой. Хочешь присутствовать при беседе? 
- Если вы не против мессир, я лучше удалюсь. Если нужна моя помощь, разумеется, останусь…
- Не думаю, что помощь понадобится, - тяжело и без радости звучит голос Фленна. – Можешь идти. Баском… если ты не слишком занят, останься.
Я пропускаю ромала, вхожу и закрываю за собой дверь.
- Итак… Сканди Нанкенсен, дочь отважных и истинно-благородных людей, первого рыцаря Империи и…
- Неправда, - огрызается девушка, глядя в ковер на полу. – Это все низость и сплетни. Отец никогда не изменял маме, ни единого раза. И она об этом знала. 
- Говоря слово «рыцарь», я имею в виду именно то, что говорю, - холодно отвечает Дракон. – И меньше всего склонен играть словами, облекая в них память о погибшем собрате.
Сканди Нанкенсен вздрагивает, и словно сжимается.
- Знаменосец ордена Пса в личном отряде Адаза Промпа, магистра ордена. Знаменосец одного из предателей и мятежников, вместе с Волками выступивших против законного правителя. Знаменосец человека, оборвавшего жизнь ее же собственных родителей.