В поселке поднялась суматоха. Гурка, навалившись всем телом, удерживала меня в спасительных зарослях. Люди бегали вокруг зеленого пожарища, кричали, ляали их псы. Разлетающиеся искры, попадая на одежду,  мгновенно прожигали огромные дыры, оставляли на коже людей волдыри. Люди проклинали нас и наше поганое колдовство, хлопали по тлеющей одежде, прибивая пламя, обжигались вновь, и рыдали от бессилия и злобы.

Старухино зелье, как ни странно, спасло нас. Желая пустить собак по следу, люди совали собакам какую-то рвань, которую я раньше носил, но теперь от меня пахло лишь ядовитым варевом старухи. Собаки бегали мимо нашего укрытия, не обращая на нас внимания, чихая от едкого запаха водки. 

Понемногу возня вокруг горящего дома стихла. Люди, отчаявшись потушить его, больше не носили воду и не плескали её в бушующее зеленое пламя.  Погоня с собаками ушла в сторону дороги. Люди подумали, что мы ушли по ней в лес, чтобы там выйти на заброшенную просеку и по ней добраться до старого эльфийского поселка, в котором, по слухам, обитали духи. Обычно люди не совались туда, но теперь ярость их была намного сильнее страха перед духами эльфов. Они готовы были сразиться и древними королями Эльфов, встань они нам на защиту.  

Боль во всем моем теле тоже утихала, уходила, растворялась. Дыхание мое выравнивалось, и вместо горечи и гари я чувствовал запах трав, растущих под моей щекой. Трясущейся рукой я обнял Гурку и крепко прижал её к себе. Её сердце колотилось прямо напротив моего, трепыхалось быстро-быстро, как птичка.

- Тише, - произнес я, хотя все мое лицо все еще дрожало мелкой дрожью от перенесенной боли. - Успокойся.  Все кончено.

А потом был бег.

Я помню, как в небе отразилась зеленон пламя, окрасив в свой древний цвет луну, и я ощутил ликовние и давно позабытую радость. И я побежал туда, в лес, за который уходила луна, маня меня вслед за собой.

Помню траву, целое море темной травы, её шелест, над которой я летел, почти не касаясь её. Мне было так легко, словно я сам превратился в мотылька,  в мохнатого ночного мотылька, напившегося нектара в раскрывшихся фиолетовых бархатистых цветах. После бескрайнего поля шел лес - помню танец светляков перед моим лицом в темноте, и темные стволы замшелых деревьев, меж которых их таинственные огоньки меня провожали. Там, в царстве теней и запахов разворачивающихся свежих побегов, я ощутил себя дома, и смеялся от счастья. 

Утро мы встретили в лесу. 

Я проснулся от того, что луч солнца немилосердно жег мое лицо. 

Я не сразу сообразил, где нахожусь, и как я сюда попал. Ночное колдоство все еще было живо в моей памяти, и я не хотел открывать глаз, чтобы это хрупкое и прекрасное воспоминание оставалось со мной как можно дольше.

- Вставай, - услышал я голос Гурки. - Я же вижу, ты уже не спишь!

Я открыл глаза и сел торчком, раскрыв от изумления рот. 

Мы с Гуркой были в лесу, на крохотной поляне, со всех сторон окруженной деревьями. Я совершенно не знал этой местности. Куда ни глянь, всюду сплошной стеной стояли вековые сосны, а близ нашего поселка росли лишь дубы. Как мы попали сюда?! Да и где мы вообще?!

- Ты бежал всю ночь, - произнесла Гурка, глядя на меня восхищенными глазами. - Ты бежал и нес меня.  Я и не знала, что ты такой сильный. 

- Я сам не знал, - произнес я.

Вместе с дневным светом вернулась и боль. Тронув лицо, я нащупал несколько глубоких ран на шеках, один из глубоких порезов пересекал бровь, и глаз был не поврежден благодаря какому-то чуду. Губы тоже пересекала царапина, и даже улыбаться было больно.

Все мое тело сетью покрывали царапины и порезы, одежда была приведена в полнейшую негодность. Всем этим я был обязан терновнику, в котором катался в припадке. Гурка смотрела на меня с состраданием, и на её глаза наворачивались слезы.

- Сильно тебе досталось, - сказала она, и я криво усмехнулся.

- Ничего. Это не самое страшное, что могло с нами случиться.

Неподаку тек ручей, и Гурка помогла мне пойти до него. Странно, но та сила, что ночью несла меня через поле, вдруг испарилась, я снова стал тем, кем был до этой ночи, больным и избитым мальчишкой.

У ручья, в тени, мне стало лучше. Я уселся в траву, и Гурка аккуратно причесала мои отросшие волосы обломком гребешка, нашедшемся у неё в кармашке. В этом же кармашке оказался у неё и крохотный осколок зеркальца, и я смог рассмотреть себя. Зрелища ужаснее и представить себе было трудно.

Мое исцарапанное лицо было изуродовано бесповоротно. Когда-то у меня был вполне приятный вид, а теперь от него и следа не осталось. Мои отросшие волосы были густые, черные, непослушные, похудевшее лицо было бледно. Над бровью  был вырван клок кожи, уголок рта был разорван чут не до середины щеки. Конечно, царапины и порезы зарастут, но шрамы останутся навсегда. Единственное, что уцелело - это глаза темного синего цвета да острый нос. Гурка смотрела на меня и плакала от жалости. 

- Ну и уродец, - сказал я со смехом. Мне не было жаль себя, но слезы Гурки словно прожигали мне сердце, и мне очень хотелось её утешить. - Как думаешь, не назваться ли мне Терновником? Подходящее имечко для такого эльфа, как я. 

Гурка закрыла лицо руками и заплакала еще горше.

Я скинул одежду и влез в ручей. Вода в нем была обжигающе-холодной, но мне просто необходимо было смыть с себя запах гари, грязи и всего того, чем была наполнена моя жизнь в последнее время. Вода смыла запекшуюся кровь и  грязь, и я почувствовал себя чистым, таким чистым, каким не был, наверное, и при рождении. 

Выскочив из ручья, я, трясясь всем телом, побежал туда, где оставил свою одежду, но на месте её не оказалось. 

- Эй, Гурка, что за шутки? - крикнул я, беспомощно оглядываясь по сторонам. - Это не смешно! Мне холодно! 

Но Гурка не ответила мне; вместо нее передо мной возник Эльф, словно из ниоткуда. Это был высокий худощавый мужчина, светловолосый, в зеленой одежде лесника. Оружия при нем я не видел, но, однако, был уверен, что оно есть. 

- Не кри-чи, - произнес он с явным усилием, стараясь правильно выговаривать слова, и погрозил мне пальцем. - Здесь кри-чать нель-зя. Кто вы?

Тут я разозлился. Что за черт?! Стащил одежду, оставив меня голышом, и заводит разговоры. Нашел время!

- Мы ушли от людей,- ответил я зло. - Мы полукровки, эльфы.

Слово "полукровки" подействовало на эльфа. На его красивом лице промелькнула смесь жалости и ярости. Он ступил ко мне ближе, протянул ко мне руку и приподнял мое лицо за подбородок.

- Полу-кровки, - повторил он. - Дети Эльфов?

- Да, - подтвердил я.